В 1991 году произошла революция, старая жизнь рухнула, правила игры радикально изменились и, как после каждой революции, остались руины. Но «революция» закончилась и пришло время всё возрождать, но уже на новом фундаменте...

90-е годы, такие как будто недавние, становятся предметом воспоминаний стариков. Вот и мне захотелось кое-что вспомнить из той, послереволюционной жизни. Что в 1991 г. произошла революция – сомневаться не приходится: старая жизнь рухнула, правила игры радикально изменились, власть и собственность оказалась в других руках.

В «Интернационале» поётся о чаемой революции: «Кто был ничем, тот станет всем». Это вольная цитата из евангельской притчи о виноградарях: первые станут последними, а последние – первыми. Именно так происходит в любой революции. Так случилось и в 90-х.

Среди моих читателей (особенно из «Завтра») всегда находится кто-нибудь, кто при словах о революции возмущается: «Какая революция? Это была неправильная, плохая революция, контрреволюция!».

На самом деле, хороших и правильных революций не бывает. В письме к Вере Засулич от 23 апреля 1885 года Энгельс писал: «Люди, воображавшие, что они сделали революцию, всегда убеждались на следующий день, что они не знали, что делали, – что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией,

которой избежали не многие исторические деятели». Он был очень прав.

Чрезвычайно иронична оказалась история по отношению ко многим советским интеллигентам: уж как они призывали революцию, как ждали, как ненавидели всевластие КПСС, 6-ю статью Конституции и 5-й пункт советских анкет, как мечтали о свободе слова и выезда! И вот они-то почасту первыми и оказались выброшены на помойку жизни: закрылись НИИ, редакции и кафедры, где так привольно было (как выяснилось впоследствии) ругать строй, работая при этом по возможности и в своё удовольствие. Их уютный мирок – рухнул, и они оказались на обломках или даже под обломками. На это явление обратил внимание С.Г. Кара-Мурза. Он несколько раз по разным поводам и в разных книжках рассказывал: его бывшие коллеги-химики прямо жаждали прекращения советской жизни. Тогда он резонно обращал их внимание на то, что они живут именно благодаря советской власти и на её содержании, а будет ли их содержать власть антисоветская – это большой вопрос. Но неглупые вроде люди просто не понимали, о чём он. Главное – свалить тиранию. Именно подобные явления и заставили С.Г. Кара-Мурзу говорить о «затмении разума» - центральной идее всех его писаний.

Ирония истории была ещё и в том, что тот, кто был неизмеримо менее революционен и даже аполитичен, пережили революцию проще и даже успешнее. Такова была и наша семья, и мои продавщицы, да много кто.

Я лично никогда не была революционеркой. Я была любознательной и довольно начитанной, но при этом совершенно аполитичной особой. Мне, как и всем известным мне людям всех профессий родов занятий, казалось, что многое следует переменить в советской жизни. Мне думалось, что надо бы допустить частную инициативу, мелкий бизнес, снять многие бюрократические препоны – в сущности, с начала 80-х так думало большинство. Но для этого, как мне представлялось, совершенно не требовалось ни отменять советскую власть, ни запрещать КПСС, ни вводить многопартийность. Полезные изменения могли быть произведены сверху, как поначалу и казалось, что сделает Горбачёв. Приватизацию, т.е. разграбление государственной собственности, я и вообразить себе не могла. До такой степени не могла, что сначала даже не заметила приватизации, настолько она не помещалась в моём сознании.

И вот вместо назревших реформ – случилась революция.

Революция – это всегда разрушение. Прежняя жизнь падает, точно ветхое здание, которое не сумели или не захотели вовремя отремонтировать или хоть подпереть. Революция – это совершенно не созидательный процесс. Созидание новой жизни начинается уже после революции, на этапе, который во французской истории получил название Реставрации. Название, разумеется, условное: ничего на свете нельзя реставрировать, как дважды войти в одну реку. Мы сегодня только едва приступили к созидательному этапу, а до этого переживали затянувшийся этап революционного разрушения.

Вернёмся, впрочем, в 90-е. Чрезвычайно любопытный вопрос: как повели себя люди на руинах? Кто пускал пузыри, кто выкарабкивался? А кто даже и ощутил, что это его время, его шанс? Ведь у каждого времени, как сказал Василий Гроссман в книге «Жизнь и судьба», свои сыновья, любимые временем, и свои пасынки, временем отвергаемые. В революцию они часто меняются местами.

По моим наблюдениям, наиболее успешны были в 90-е годы два противоположных типа.

Тип первый. Подлинные специалисты, в основном естественно-технического профиля. Эти нашли себе место, к сожалению, чаще всего за границей. Революция оказалась мощной центрифугой, которая жестоко отсепарировала тех, кто просто числился учёным и специалистом, от тех, кто в самом деле что-то знал и умел. При этом хотел непременно работать по специальности.

Среди наших с мужем знакомых таких немало. Вот сын заведующего той кафедрой, где учился мой муж. Уехал в Америку, теперь он, можно сказать, мировая величина – руководитель важного института в ФРГ. Вообще, многие из «физтехов» уехали, и устроены очень хорошо – в разной степени, разумеется. Тут одна деталь: они были подлинными специалистами. Жаль, что их умения и таланты используются не у нас.

Ну а те, кто просто числился – заняли те ниши, которые им были по силам: в торговле, домашнем обслуживании. Это мириады сотрудников НИИ, которых было при советской власти без счёта.

Многие молодые инженеры-станкостроители, дети друзей моих родителей, уехали в Китай: тогда там требовались такие специалисты. Не гении, не творцы прорывных направлений – просто нормальные квалифицированные инженеры.

А вот мои друзья детства по егорьевскому двору. Они работали на машиностроительном заводе, ездили наладчиками станков в ФРГ и Болгарию – сопровождали станки, которые продавались туда. Никогда не были семи пядей во лбу – просто нормальные труженики. Станкостроение загнулось первым, и они потеряли своё положение. Помнится, совсем было худо, я их привлекала к работе водителями, когда работала в итальянской компании её московским представителем. Так братья перекантовались, а потом устроились почти по специальности: их знакомый организовал сборочное производство люстр, и они пошли к нему чем-то вроде мастеров.

Многие научные работники успешно занялись бизнесом, потому что были людьми неглупыми, а наука не была для них чем-то таким, без чего они жить не могли. И заработали существенные деньги. С нуля. Но тут мы уже переходим ко второму типу успешных людей.

Второй тип – это люди без внутренней привязки. Готовые делать, в принципе, что угодно.

Что угодно - совершенно не обязательно грабить и убивать; таких, кто грабил и убивал, было в процентном отношении вообще немного. В этом смысле наша последняя революция, сравнительно с Октябрьской 17-го года, была, хвала небесам, довольно бархатной. Жизнь этих боевиков приватизации была яркой, но короткой: на каждом кладбище есть аллея жертв революции 91-го года; типичный возраст, в который они пали на своих «стрелках», - около 28 лет. И тех, кто сумел отхватить большие куски бывшей госсобственности и ставшие так называемыми олигархами, было уж совсем немного. Ни с теми, ни с другими я знакома не была. Основная масса – это обычные средние люди, ничего не отхватившие, а многое потерявшие.

Не только с бандитами - я лично не была знакома ни с кем, кто взобрался на самый верх, стал министром, депутатом Госдумы или олигархом. Я наблюдала тот слой, к которому сама принадлежала – средняя московская интеллигенция: муж – научный сотрудник, инженер-физик, я - переводчица. Прямо герои Юрия Трифонова. О них я и пишу.

Я давно заметила: удача в ту революционную пору часто улыбалась тем, кто «был ничем». Не имел железобетонного представления о себе и не стремился заниматься непременно тем, что написано в дипломе, или тем, к чему привык. Такие люди непредвзято смотрели на окружающую жизнь (на руины) и часто могли увидеть какую-нибудь возможность. Возможность ведь всегда есть: нужно просто уметь её увидеть; это что-то вроде загадочных картинок, где в смешении линий надо разглядеть трёх волков или рыбака и рыбку. Помню, такие картинки я ещё в дошкольном детстве любила рассматривать и разгадывать; их помещали в «Мурзилке» и «Весёлых картинках». Деловые возможности очень похожи на эти картинки.

А вот те, кто точно знал, ктО он – приходил в ужас от утраты места и статуса, а потому возможностей не видел, вернее, твёрдо знал, что их – нет. И бедолага начинал выживать. Это гадкое, подлое, деморализирующее слово, вошедшее в обиход именно в ту пору. Я заметила: стОит человеку подумать о себе, что он выживает – это, как говорил Наполеон, «начало конца». Такой человек перестаёт видеть даже довольно очевидные возможности. Это что-то вроде паники, но не острой, а, так сказать, хронической, вялотекущей. Но, как всякая паника, она лишает возможности соображать, ориентироваться и принимать правильные решения.

Помню сильно впечатлившую меня историю, рассказанную мне мамой одноклассника моего сына. Жила молодая женщина, дочь крупного партийного начальника. Кандидат наук, старший научный сотрудник МГУ. Всё у неё было: квартира, отличное место, которое казалось вечным и неколебимым, муж, маленькая дочка, которую она собиралась как-то по-научному воспитывать. И тут – крах. Зарплата обнулилась, папа умер, ничего не понятно. Муж, кстати, не разделял её паники: стал «бомбить» на своём «жигуле», как многие тогда. Это её особенно унижало: она – и вдруг жена таксиста. Впала в депрессию. Моя приятельница, врач, не психиатр, но всегда увлекавшаяся психиатрией, пыталась проводить с нею психотерапевтические беседы. Но куда там! Попала бедолага в самую настоящую психушку.

При этом женщины адаптировались лучше мужчин: они меньше «о себе понимали» и готовы были делать то, что в данный момент ведёт к заработку. К тому же, у нас было неимоверное количество женщин-инженеров, тяготившихся соей профессией. Вот они-то и сбросили с себя докучный статус, как неудобную одежду, и занялись тем, что им по уму и даже по вкусу.

В ту пору в Туле я познакомилась с женщиной средних лет, которая на момент знакомства работала уборщицей в банке. Она рассказала, что в прежней жизни лет двадцать работала инженером-конструктором. Я приготовилась уже произнести что-то соболезнующее, как оказалось, что моя собеседница ощущает себя вполне благополучной, а положение своё - даже лучшим, чем прежде. «Раньше так всё было трудно, ответственно, вечно боишься ошибиться, нервничаешь, а теперь убрала – и дело с концом».

Часто находили интересные возможности люди, которые смотрели на вещи юмористически и готовы были сыграть в комедии жизни разные, порой неожиданные, роли. Когда я затеяла свой бизнес, я, помнится, стояла на лестнице подземного перехода и раздавала листовки, зазывающие в наш офис. Господи, каких живописных опущенцев мы поили чаем и всячески привечали! Но факт есть факт: так мы нашли первых продавцов нашего товара. А потом к нам повалили люди с закрывшихся предприятий, из НИИ, из контор, где по месяцам не платили зарплату, да и просто невесть откуда. Когда я рассказала одной женщине, как я вылавливала в окружающей среде первых продавщиц, она вздохнула соболезнующе: «До чего людей довели!». А мне лично всё это казалось новым, забавным и перспективным.

Юмористический взгляд на вещи в те времена (да и в любые) – огромное подспорье в жизни. Серьёзное, полное драматизма самоощущение – не прокатывало. Все тогдашние бизнесы были маленькой комедией жизни. Большинство этих бизнесов просуществовало совсем недолго, но некоторые живут и поныне, а иные и разрослись, приобрели известность. Но если и не разрослись – исправно кормят своих создателей, и на том спасибо.

Вот такие люди оказались любимыми сыновьями того революционного времени. Им свойственна изобретательность, ныне прозванная креативностью: бизнес ведь придумать надо. Они не боятся «пойти туда, не знаю куда», действовать без всякой инструкции и ясного понимания, к чему всё это приведёт. Они готовы менять свою жизнь и меняться сами.

Сегодня этот тип считается очень ценным: инноватор, лидер, стартапер – ну, знаете, что принято говорить по этому поводу. Сегодня уж и детей в школах учат: ты не будешь работать по определённой специальности, ты сменишь за жизнь множество работ и профессий. Профессия на всю жизнь – это прошлый век. Вон и Герман Греф учит: специалисты не нужны, а нужны «энергичные люди». Что, опять революция готовится? Да вроде нет… Но такова нынче господствующая точка зрения.

На самом деле, люди нужны разные. В эпоху слома – есть запрос на бойких стартаперов, тех, «кто был никем». Но жизнь постепенно входит в берега, и нужны – специалисты. А их нет. Но это уже не воспоминания, а неказистая современность.

В давние времена воспитание мальчиков и девочек на Руси сильно отличалось. И если первых родители воспитывали как добытчиков, то вторых – как будущих матерей и хозяек. А ежели о 12-летней девочке говорили, что она «непряха», а о мальчике, что он «только и может гонять бабки» – это было большим позором и для ребенка, и его родителей.

Юная швачка.

Подготовка к основной роли женщины начиналась очень рано, а взросление девочек сопровождалось множеством традиционных обрядов. В том числе немаловажным было приготовление приданного, в котором девушка с раннего детства участвовала сама. Она его ткала, шила, вышивала, пряла, вязала и мастерила.

Юная пряха.

Народные традиции и обряды в полной мере отражались и на внешнем облике девочек, которым с малых лет волосы заплетали в одну косу, символизирующую единение трех жизненных сил. При том, ее плели так, чтобы она строго ложилась вдоль позвоночника. Это было связано с поверьем, что светлые силы из волос переходили в него и наполняли энергией. После замужества косу делили на две. И это являлось символом того, что сил понадобится вдвойне – на саму девушку и на ее ребенка.

Примерка приданного.

Древний «Домострой» – устав по которому жило крестьянство, был неписаным законом. Он требовал от отца семейства строгости в воспитании своих детей. В особенности это касалось дочерей, так как выдать дочь замуж беспорочной, да к тому же приученной к разному труду, считалось предметом большой гордости для родителей.

Дочерей намного раньше начинали приучать к посильному труду, нежели сыновей. Видимо отсюда и пошло, что девушки взрослели быстрее.

«Маленькое дело лучше большого безделья», - по такому принципу мать воспитывала свою дочь, а обучение любой сельскохозяйственной или рукодельной работе она начинала с личного примера. Показывая и объясняя дочке тонкости и последовательность выполнения того, или иного дела, помалу вовлекала ее в сам процесс.

«Накануне праздника».

Так, если в пяти-шести летнем возрасте маленькая хозяюшка присматривала за утятами иль цыплятами, то уже к десяти-двенадцати она выгоняла коров на пастбище и могла их подоить. Рано привитые трудовые навыки давали возможность женщине стойко переносить все тяготы крестьянских будней. И не зря веками в народе бытовала поговорка: «С ремеслом весь свет пройдешь – не пропадешь».

Маленькая помощница.

Таким образом маленькая дочь пяти-шести лет по крестьянскому кодексу должна была освоить основы прядения, помогать матери управляться по дому: мыть посуду, убираться, готовить несложную еду, а так же подметать пол, мыть и чистить лавки, вытрясать и чистить половики, убирать постель, перетряхивать ее, менять лучину, свечи, чистить керосиновые лампы; присматривать за домашней птицей и скотиной. А еще под ее присмотром могли оставлять младших братьев и сестер.

Дети кормят цыплят у хлева.

В 10-летнем возрасте к девочке, прошедшей первоначальную «науку» мамы, бабушки, требования ужесточались, и она становилась по-взрослому ответственной за ту работу, которая ей поручалась. Она должна была собирать дрова и приносить воду из колодца, чистить и топить печь, варить каши и готовить борщи, стряпать пироги и другую выпечку.

Частенько десятилетним девчушкам самим приходилось стирать и полоскать белье на речке, а затем развешивать его на просушку. И если летом это было почти как развлечение, то стирка в проруби зимой превращалась в довольно суровое испытание.

Малолетняя нянька.

А еще в многодетных семьях присмотр за младшими ложился на плечи старшей сестры, которая уже могла самостоятельно перепеленать и накормить из рожка, убаюкать и развлечь песнями, «пестушками» и прибаутками.

Нередко девочку 10-11 лет родители могли отдать в няньки–«пестуньи», чтобы присматривала за чужими детьми. С «пестуньей» расплачивались или продуктами, или отрезами ткани, а то и деньгами. Так, за сезон девочка могла заработать от трех до пяти рублей.

Очень важно для девочки в отрочестве было освоить элементы ткачества, так как все ткани для одежды, полотенец, скатертей крестьяне изготавливали сами. Поэтому ткань и называли домотканой.

Вначале девочку учили «наматывать нитки на цевки (берестяные трубочки-катушки), затем – трепать лен, и прясть из него кудели (нитки)». В некоторых регионах чесали и пряли шерсть. Как правило, ткачеством занимались зимой большими «бабьими» компаниями.

И если в пяти-семилетнем возрасте малышка овладевала первичными навыками прядения пряжи на веретене или прялке, которую отец изготавливал для нее в уменьшенном варианте, то к 10 годам она могла уже самостоятельно соткать на ткацком стане для себя пояс или рушник. С этих лет она и начинала готовить для себя приданое.

Множество было обязанностей для маленькой хозяюшки и в не дома. Ей приходилось вязать снопы, собирать колоски, ворошить сено; сажать рассаду, полоть сорняки и поливать огород; пасти корову, козу, гусей, уток; убирать навоз и чистить скотину.

Крестьянские дети несут отцам в поле обед.

Однако исходя из вышесказанного, не следует думать, что деревенская ребятня на Руси была лишена обычных детских радостей. На досуге младшие девочки играли в «дочки-матери» куклами-мотанками, которым сами шили наряды и придумывали украшения. А девушки немногим постарше собирались на посиделки, где резвились, пели, вязали, вышивали и шили. А еще детей всех возрастов отправляли в лес для сбора ягод, грибов, трав, хвороста. Эти развлечения их также адаптировали ко взрослой жизни.

За работой. Подруги.

Все свое детство и отрочество девочка была под покровительством отца, который отдав ее замуж, эти обязанности передавал мужу. На Руси поговаривали: «Отец бережет дочь до венца, а муж до конца». И став женой, она была обязана почитать мужа, как главу семейства. И то, чему ее научили отец с матерью она передавала своим детям, внукам. А освоенные трудовые навыки с малолетства были основным залогом ее выживания во взрослой жизни.

Что умела девочка 10 лет (без помощи взрослых), живущая в селе век назад:- нянчиться с младшими братьями и сёстрами (кормить их, поить, пеленать, развлекать - с утра до вечера);
- принести дрова, очистить печь, топить её;
- принести воды из колодца;
- варить каши, печь блины, готовить овощи, стряпать пироги и другую выпечку, варить кисели;
- сбивать масло;
- накрывать на стол, мыть посуду;
- подметать пол, мыть и чистить лавки и пол;
- вытрясать и чистить половики;
- прясть, ткать, вышивать, вязать;
- стирать и полоскать бельё на речке, развешивать его;
- прибирать постель (в т.ч. вытрясать);
менять лучину, свечи, чистить керосиновую лампу;
- кормить и поить всех домашних животных и их детёнышей;
- собирать куриные яйца;
- доить корову;
- сажать, полоть и поливать огород;
- собирать в лесу ягоды, грибы, травы и сухие ветки;
- убирать урожай на огороде и в поле;
- пасти корову, козу, гусей, уток;
- возить на коне копны на сенокосе;
- удить рыбу....

И это ещё не всё! Некоторые детские обязанности непросто описать, потому что мы этого никогда не делали и даже не видели.











Больше полсотни дел! не зря в народе говорят: "Дочке десять лет - матери дела нет". Это как в сказе Павла Бажова "Серебряное копытце" - Дед Кокованя взял к себе девочку Дарёнку. И она "в избе прибирала, похлёбку да кашу варила". А ведь её было "по шестому году" - то есть всего пять лет! Когда отправились дед с Дарёнкой в лес, она "узелок себе навязала. Лоскуточков взяла кукле платье шить, ниток клубок, иголку да ещё верёвку". И не побоялась несколько дней жить одна в избушке.

В давние времена воспитание мальчиков и девочек на Руси сильно отличалось. И если первых родители воспитывали как добытчиков, то вторых - как будущих матерей и хозяек. А ежели о 12-летней девочке говорили, что она «непряха» , а о мальчике, что он «только и может гонять бабки» – это было большим позором и для ребенка, и его родителей.

Подготовка к основной роли женщины начиналась очень рано, а взросление девочек сопровождалось множеством традиционных обрядов. В том числе немаловажным было приготовление приданного, в котором девушка с раннего детства участвовала сама. Она его ткала, шила, вышивала, пряла, вязала и мастерила.

Народные традиции и обряды в полной мере отражались и на внешнем облике девочек, которым с малых лет волосы заплетали в одну косу, символизирующую единение трех жизненных сил. При том, ее плели так, чтобы она строго ложилась вдоль позвоночника. Это было связано с поверьем, что светлые силы из волос переходили в него и наполняли энергией. После замужества косу делили на две. И это являлось символом того, что сил понадобится вдвойне - на саму девушку и на ее ребенка.

Древний "Домострой" - устав по которому жило крестьянство, был неписаным законом. Он требовал от отца семейства строгости в воспитании своих детей. В особенности это касалось дочерей, так как выдать дочь замуж беспорочной, да к тому же приученной к разному труду, считалось предметом большой гордости для родителей.

«Хозяйство водить - не разиня рот ходить»

«Маленькое дело лучше большого безделья», - по такому принципу мать воспитывала свою дочь, а обучение любой сельскохозяйственной или рукодельной работе она начинала с личного примера. Показывая и объясняя дочке тонкости и последовательность выполнения того, или иного дела, помалу вовлекала ее в сам процесс.

Так, если в пяти-шести летнем возрасте маленькая хозяюшка присматривала за утятами иль цыплятами, то уже к десяти-двенадцати она выгоняла коров на пастбище и могла их подоить. Рано привитые трудовые навыки давали возможность женщине стойко переносить все тяготы крестьянских будней. И не зря веками в народе бытовала поговорка: «С ремеслом весь свет пройдешь – не пропадешь».

Таким образом маленькая дочь пяти-шести лет по крестьянскому кодексу должна была освоить основы прядения, помогать матери управляться по дому: мыть посуду, убираться, готовить несложную еду, а так же подметать пол, мыть и чистить лавки, вытрясать и чистить половики, убирать постель, перетряхивать ее, менять лучину, свечи, чистить керосиновые лампы; присматривать за домашней птицей и скотиной. А еще под ее присмотром могли оставлять младших братьев и сестер.

В 10-летнем возрасте к девочке, прошедшей первоначальную "науку" мамы, бабушки, требования ужесточались, и она становилась по-взрослому ответственной за ту работу, которая ей поручалась. Она должна была собирать дрова и приносить воду из колодца, чистить и топить печь, варить каши и готовить борщи, стряпать пироги и другую выпечку.

Частенько десятилетним девчушкам самим приходилось стирать и полоскать белье на речке, а затем развешивать его на просушку. И если летом это было почти как развлечение, то стирка в проруби зимой превращалась в довольно суровое испытание.

А еще в многодетных семьях присмотр за младшими ложился на плечи старшей сестры, которая уже могла самостоятельно перепеленать и накормить из рожка, убаюкать и развлечь песнями, «пестушками» и прибаутками.

Нередко девочку 10-11 лет родители могли отдать в няньки–«пестуньи», чтобы присматривала за чужими детьми. С "пестуньей" расплачивались или продуктами, или отрезами ткани, а то и деньгами. Так, за сезон девочка могла заработать от трех до пяти рублей.

Очень важно для девочки в отрочестве было освоить элементы ткачества, так как все ткани для одежды, полотенец, скатертей крестьяне изготавливали сами. Поэтому ткань и называли домотканой.
Вначале девочку учили "наматывать нитки на цевки (берестяные трубочки-катушки), затем – трепать лен, и прясть из него кудели (нитки)" . В некоторых регионах чесали и пряли шерсть. Как правило, ткачеством занимались зимой большими «бабьими» компаниями.

И если в пяти-семилетнем возрасте малышка овладевала первичными навыками прядения пряжи на веретене или прялке, которую отец изготавливал для нее в уменьшенном варианте, то к 10 годам она могла уже самостоятельно соткать на ткацком стане для себя пояс или рушник. С этих лет она и начинала готовить для себя приданое.

Множество было обязанностей для маленькой хозяюшки и в не дома. Ей приходилось вязать снопы, собирать колоски, ворошить сено; сажать рассаду, полоть сорняки и поливать огород; пасти корову, козу, гусей, уток; убирать навоз и чистить скотину.

Однако исходя из вышесказанного, не следует думать, что деревенская ребятня на Руси была лишена обычных детских радостей. На досуге младшие девочки играли в «дочки-матери» куклами-мотанками, которым сами шили наряды и придумывали украшения. А девушки немногим постарше собирались на посиделки, где резвились, пели, вязали, вышивали и шили. А еще детей всех возрастов отправляли в лес для сбора ягод, грибов, трав, хвороста. Эти развлечения их также адаптировали ко взрослой жизни.

Все свое детство и отрочество девочка была под покровительством отца, который отдав ее замуж, эти обязанности передавал мужу. На Руси поговаривали: "Отец бережет дочь до венца, а муж до конца" . И став женой, она была обязана почитать мужа, как главу семейства. И то, чему ее научили отец с матерью она передавала своим детям, внукам. А освоенные трудовые навыки с малолетства были основным залогом ее выживания во взрослой жизни.

Что умела девочка 10 лет (без помощи взрослых), живущая в селе век назад:- нянчиться с младшими братьями и сёстрами (кормить их, поить, пеленать, развлекать – с утра до вечера);
– принести дрова, очистить печь, топить её;
– принести воды из колодца;
– варить каши, печь блины, готовить овощи, стряпать пироги и другую выпечку, варить кисели;
– сбивать масло;
– накрывать на стол, мыть посуду;
– подметать пол, мыть и чистить лавки и пол;
– вытрясать и чистить половики;
– прясть, ткать, вышивать, вязать;
– стирать и полоскать бельё на речке, развешивать его;
– прибирать постель (в т.ч. вытрясать);
менять лучину, свечи, чистить керосиновую лампу;
– кормить и поить всех домашних животных и их детёнышей;
– собирать куриные яйца;
– доить корову;
– сажать, полоть и поливать огород;
– собирать в лесу ягоды, грибы, травы и сухие ветки;
– убирать урожай на огороде и в поле;
– пасти корову, козу, гусей, уток;
– возить на коне копны на сенокосе;
– удить рыбу….

И это ещё не всё! Некоторые детские обязанности непросто описать, потому что мы этого никогда не делали и даже не видели.











Больше полсотни дел! не зря в народе говорят: "Дочке десять лет – матери дела нет". Это как в сказе Павла Бажова "Серебряное копытце" – Дед Кокованя взял к себе девочку Дарёнку. И она "в избе прибирала, похлёбку да кашу варила". А ведь её было "по шестому году" – то есть всего пять лет! Когда отправились дед с Дарёнкой в лес, она "узелок себе навязала. Лоскуточков взяла кукле платье шить, ниток клубок, иголку да ещё верёвку". И не побоялась несколько дней жить одна в избушке.

Оценка информации

Записи на схожие темы

Народами в течение веков ? Природа использует особый...растущих мальчиков и девочек , живущих на внутренней территории...изменилась за 28 лет , что он был там....в городах и селах побережья Тихого океана....Группы Маори, живущие в изоляции, умели отбирать особые...

Человек, умел засекать гРАдус...трактору), юница (девочка подросток), жница..., что варяги – это арии, живущие НА... многие века , что в истории...учебный год. Бабье лето . Летом обозночался год. ...что шоссе строилось только до Царского Села …? Понятно, что ...

Данного вопроса сел за написание...луны, человек, умел засекать гРАдус... трактору), юница (девочка подросток), жница (...То, что варяги – это арии, живущие НА своих... существовавшему многие века , что в истории... учебный год. Бабье лето . Летом обозночался год. По...