Уложив сына спать, она сбросила сорочку, и голиком юркнула к мужу в кровать. Миша, как обычно, впился поцелуем в пухленькие губы жены и, бегло пошарив по её развалившимся грудям, скользнул ладонью по вздрогнувшему животу вниз. Чуть проникнув пальцем в пещерку жены, он удивился тому, что супруга уже давно истекает соком любви.

Не надо, Миша… - горячо прошептала она в ночи, - давай войди в меня скорее!

История со свёкром, так напугавшая её днём, теперь, наедине с мужем, послужила катализатором к сексу, требующим немедленного удовлетворения.

Возбуждение жены немедленно передалось и мужу, и его член моментально вытянулся вдоль её голого бёдра. Миша завис над, широко раскинувшей ноги, Светланой, и приставив тугую головку своего среднестатистического болта к её сладкой расщелине, мягко скользнул внутрь.
- О-о-ох-х! - выдохнула молодая женщина, и тут же жадно задергала попой, не в силах больше сдерживаться.

Мужчина с наслаждением заскользил внутри жаркой пещерки, а Света синхронно встречала низом живота его желанные движения. Прошло лишь несколько сладких минут траха… Ей вдруг почудилось, что это не любимый муж трахает её, а каким-то непонятным образом ненасытный свёкор погрузился в её киску на всю глубину, доставая прямо до матки... От всех этих мыслей Света замерла, не в силах сдержаться, длинно застонала и забилась под телом мужа в конвульсиях мощного оргазма.

Миша, почувствовав приятную хватку члена влагалищем жены, ускорил ритм, догнал Светлану, и выскочив из её сладкой щелки, тоже застонал. Горячее семя хлынуло толчками, щедро поливая живот и лохматую киску супруги…

Разгоряченные тела улеглись рядом, тяжело дыша в темноте.
- Так хорошо было, не передать! - сказал Миша, - И что это на тебя сегодня вдруг так нашло?..
- Не знаю… Соскучилась наверное! - соврала Светлана.

У противоположной стены вдруг заплакал Алёша, и Света побежала к нему…

А в это время, за тонкой перегородкой на своей кровати лежал Пётр Иванович, и вслушиваясь в скрип супружеской кровати молодых и их сладкие вздохи, - надрачивал свой болт.
Как только он услышал длинный стон снохи, который, как дешифровщик, раскрыл произошедшее - мужчина увеличил обороты, наяривая кулаком, как хороший насос.

Внизу его живота сладко свело мышцы, и скопившаяся сперма разом вырвалась наружу, забрызгав сбившееся одеяло. Иванович усилием воли подавил рвавшийся изнутри вскрик, и затих, потихоньку ныряя в заслуженно заработанный, сладкий сон…

Два следующих дня для Светланы прошли спокойно. Иванович не проявлял к ней, казалось, никакого интереса, и женщина успокоилась.
Но следующее утро показало призрачность всех её надежд!

Свёкор появился на пороге кухни в халате, чего не было прежде. Он по хозяйски сел на стул, зачесал пятерней назад свои жидкие волосы, и сказал хлопотавшей, за столом, снохе:
- Заработалась ты чой-то спозаранку, голуба… Присядь-ка! - показал он глазами вниз.

Света покорно подошла, и стала усаживаться к свёкру на колени. В тот момент, когда она отвернулась, - полы его халата вдруг разошлись, мелькнув наготой и, ничего не подозревавшая Света, села халатом на его голое тело.

Поднимись-ка чуток, яйца придавила! - вдруг сказал свёкор. Света чуть приподнялась и Пётр Иванович, вдруг неожиданно задрав её халат, надавил на таз снохи вниз.

Молодая женщина шлепнулась, вдруг почувствовав ляжками, что сидит на голом теле мужчины!
- Ой, папа! - вскрикнула Светлана, пытаясь соскочить.
Но старый хрен надёжно удерживал её широкий таз.
- Ничо, ничо доча! Потремся немного, как в прошлый раз… - «успокоил» он её. - Ты же пожить-то у меня ещё хочешь?

Сноха притихла, но… почувствовала нарастающее давление снизу!
- Ты ножки-то раздвинь, да выпусти на волю моего озорника! Вишь, как ему тяжко!
Света медлила.
- Ну-у-у! - грозно приказал старик.
Сноха испуганно сдвинула попу и убрала ногу в сторону. Набравший прочность, болт Ивановича упруго поднялся, оказавшись между её ляжек.

Ну вот, другой коленкор! - довольно сказал хозяин, - А ты ножки-то сожми поплотнее... Теперь уж мо-ожно!

Света послушно сжала ноги, зажав горячими бедрами, набравший силу, крупный хрен свёкра. Её опустившийся халатик бережно укрыл эту бессовестную картину, но это не понравилось хозяину!

Ты халатик-то сыми! Чего уж теперь… Натоплено у нас, не озябнешь! - гнул он своё и, посмотрев на Свету, зло сверкнул глазами.
Та обреченно развязала пояс, и старик радостно спихнул его на пол.

Эх и красава ты, Светка! - приобнимая её за талию, оценил Иванович, покачав, как будто взвешивая, другой рукой её полную, налившуюся грудь.
Света от такой интимной ласки свёкра густо покраснела.
Пётр Иванович поправил свой член, зажатый ляжками снохи, плотно прижав его к её промежности, прикрытой только узкими трусиками.

Ну а теперь, доча, попкой подергай туды-сюды! Сделай папе приятное!

Светлана оперлась руками на спинку стула и стол, и стала надрачивать немалый член свёкра, слегка поднимаясь и вновь садясь голыми бедрами к нему на колени.
Она вдруг и сама невольно завелась, выполняя волю Ивановича. Твердый член, скользя тёмно-багровой залупой по её тонким трусикам, вызывал непреодолимое желание… Её тяжелые груди, чуть отвисшие от молока, завлекающе раскачивались, грозя свести с ума её партнера.

Обхватив жадными ладонями её широкий таз, довольный Иванович регулировал ход процесса.

Светлана вдруг почувствовала, что потекла, и её трусики намокли.
- Нет, папа! Нет!!! Неправильно это!- вскрикнула она, неожиданно вскочила и побежала в свою комнату.
- Ничо, ничо доча! Попривыкнешь! - сказал ей вслед свёкор.

Он достал из кармана халата небольшой пульт, нажал на кнопку и остановил видеозапись.
Пётр Иванович, бывший сотрудник НИИ, с передовыми технологиями был на ТЫ, и прекрасно разбирался в таких пустяках, как видеокамера и компьютер.
Сняв с полки видеоглазок, размером с небольшую пуговицу, он отправил его в карман.

Надо будет опосля с Коляном рассчитаться, пузырь ему купить… Выручил бывший коллега-то! - подумал Иванович и довольно ощерился…
- Ничо, ничо, - не убудет от тебя! Попривыкнешь! - кинул ей вслед Иванович. - Зато в каких хоромах живете!..

Безгин «Крестьянская повседневность. Традиции конца 19 - начала 20 века»:

«Профессиональной проституции в деревне не существовало, в этом солидарны практически все исследователи. По наблюдению информаторов тенишевской программы проституцией в селе промышляли преимущественно солдатки. Про них в деревне говорили, что они «наволочки затылком стирают».

Проституция в селе не существовала, но в каждом селе было несколько женщин доступного поведения. Не стоит забывать и о том, что проститутки, промышлявшие в городах, в большинстве своем были вчерашними крестьянками.

Длительное отсутствие мужа-солдата становилось тяжелым испытанием для полной плотского желания деревенской молодухи. Один из корреспондентов этнографического бюро писал:

«…Выходя замуж в большинстве случаев лет в 17 – 18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне вообще не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще меньше. Не от пения соловья, восхода и захода солнца разгорается страсть у солдатки, а оттого, что она является невольно свидетельницей супружеских отношений старшей своей невестки и ее мужа».

По сообщению из Воронежской губернии, «на связь солдаток с посторонними мало обращалось внимание и почти не преследовалось обществом, так что дети, прижитые солдатками незаконно, пользуются такими же правами, как и законные. Сторонние заработки крестьянок, к которым были вынуждены прибегать сельские семьи, также выступали благодатной почвой для адюльтера. По наблюдениям П. Каверина, информатора из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, «главной причиной потери девственности и падения нравов вообще нужно считать результатом отхожие промыслы. Уже с ранней весны девушки идут к купцу, так у нас называют всех землевладельцев, на работу. А там полный простор для беспутства».

По суждениям извне, принадлежащим представителям просвещенного общества, складывалось впечатление о доступности русской бабы. Так, этнограф Семенова-Тянь-Шанская считала, что любую бабу можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно признавалась:

«Прижила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток яблок».

Далее автор приводит случай, когда караульный яблоневого сада, возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки примирилась с обидчиком за 3 рубля. Писатель А.Н. Энгельгардт утверждал, что «нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой - нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-крыто, так делают все».

Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным гостям под выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер. В ряде сел Болховского уезда Орловской губернии существовал обычай почетным гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим купцам) предлагать для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке. При этом прагматичные крестьяне не забывали брать плату за оказанные услуги. В том же уезде в селах Мешкове и Коневке бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо состоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их расплачиваться своим телом.

Половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были фактически обычной стороной жизни патриархальной семьи.

«Нигде, кажется, кроме России, – писал В.Д. Набоков, – нет по крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название – снохачество».

Наблюдатели отмечали, что этот обычай был жив и в конце XIX в., причем одной из причин его сохранения являлся сезонный отток молодых мужчин на заработки. Хотя эта форма кровосмешения была осуждаема просвещенным обществом, крестьяне ее не считали серьезным правонарушением. В ряде мест, где снохачество было распространенно, этому пороку не придавали особого значения. Более того, иногда о снохаче с долей сочувствия говорили: «Сноху любит. Ен с ней живет как с женой, понравилась ему».

Причину этого явления следует искать в особенностях крестьянского быта. Одна из причин – это ранние браки. В середине XIX в. по сведениям А.П. Звонкова, в селах Елатомского уезда Тамбовской губернии было принято женить 12 – 13 летних мальчиков на невестах 16 – 17 лет. Отцы, склонные к снохачеству, умышленно женили своих сыновей молодыми для того, чтобы пользоваться их неопытностью. Другая причина снохачества уже упомянутые выше отхожие промыслы крестьян.

«Молодой супруг не проживет иной раз и году, как отец отправляет его на Волгу или куда-нибудь в работники. Жена остается одна под слабым контролем свекрови».

Из Болховского уезда Орловской губернии информатор сообщал:

«Снохачество здесь распространено потому, что мужья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжается по своему усмотрению».

Механизм склонения снохи к сожительству был достаточно прост. Пользуясь отсутствием сына (отход, служба), а иногда и в его присутствии, свекор принуждал сноху к половой близости. В ход шли все средства: и уговоры, и подарки, и посулы легкой работы. Все по поговорке: «Смалчивай, невестка, – сарафан куплю». Как правило, такая целенаправленная осада давала свой результат. В ином случае уделом молодой становилась непосильная работа, сопровождаемая придирками, ругательствами, а нередко и побоями. Некоторые женщины пытались найти защиту в волостном суде, но, как правило, те устранялись от разбора таких дел. Правда, И.Г. Оршанский в своем исследовании приводит пример, когда по жалобе снохи на уговор свекра к снохачеству, последний решением волостного суда был лишен «большины». Но это было скорее исключением, чем правилом.

Типичный пример склонения свекром снох к половой близости приведен в корреспонденции жителя села Крестовоздвиженские Рябинки Болховского уезда Орловской губернии В.Т. Перькова.

«Богатый крестьянин Семин 46 лет, имея болезненную жену, услал двух своих сыновей на «шахты», сам остался с двумя невестками. Начал он подбиваться к жене старшего сына Григория, а так как крестьянские женщины очень слабы к нарядам и имеют пристрастие к спиртным напиткам, то понятно, что свекор в скорости сошелся с невесткой. Далее он начал «лабуниться» к младшей. Долго она не сдавалась, но вследствие притеснения и подарков – согласилась. Младшая невестка, заметив «амуры» свекра со старшей, привела свекровь в сарай во время их соития. Кончилось дело тем, что старухе муж купил синий кубовый сарафан, а невесткам подарил по платку».

Но семейные любовные коллизии не всегда разрешались столь благополучно. В начале ХХ в. в калужском окружном суде слушалось дело Матрены К. и ее свекра Дмитрия К., обвиняемых в детоубийстве. Обвиняемая Матрена К., крестьянка, замужняя, 30 лет, на расспросы полицейского урядника призналась ему, что в продолжение шести лет, подчиняясь настоянию свекра, состоит в связи с ним, прижила от него сына, которому в настоящее время около пяти лет. От него же она забеременела вторично. Свекор Дмитрий К., крестьянин, 59 лет, узнав о приближении родов, приказал ей идти в ригу, и как только она родила, схватил ребенка, зарыл его в землю в сарае.

В крестьянском дворе, когда бок о бок жило несколько семей, порой возникали замысловатые любовные треугольники. Так, в орловском селе Коневке было «распространено сожительство между деверем и невесткой. В некоторых семействах младшие братья потому и не женились, что жили со своими невестками». По мнению тамбовских крестьян, кровосмешение с женой брата вызывалось качественным превосходством того брата, который отбил жену. Братья не особенно ссорились по этому поводу, а окружающие к такому явлению относились снисходительно. Дела о кровосмешении не доходили до волостного суда, и кровосмесителей никто не наказывал.

Следует отметить, что при определенной распространенности этого гнусного порока в русской деревне, крестьяне прекрасно осознавали всю греховность такой связи. Так, в Орловской губернии кровосмешение оценивалось как большое преступление перед православной верой, за которое не будет прощения от Бога на том свете. По отзывам крестьян, Борисоглебского уезда Тамбовской губернии снохачество встречалось часто, но традиционно считалось в селе самым позорным грехом. Снохачи на сходе при решении общественных дел игнорировались, так как каждый мог им сказать: «Убирайся к черту, снохач, не твое тут дело».

Которые считаются обычным делом, а на самом деле являются преступлениями против человечества.

Одна женщина очень сильно любила своего сына. Так сильно, что жениться у него получилось только к тридцати пяти годам - до этого все встреченные девушки были абсолютно недостойны любимого золотца.

Наконец получилось - девушка, конечно, была абы что, ни лица, ни ума, ни трудолюбия, но свекровь старела, и нужно было пристраивать сыночка хоть как-то. Жить стали вместе: во-первых, сын был не очень-то и добытчиком, а, во-вторых, как отпустить-то - она ж его голодом заморит, жиром заляпает, пылью засыплет.

Вообще-то женщина даже старалась: выходила из своей комнаты редко-редко, отвела молодым две полки в холодильнике и половину посудного шкафа и почти не комментировала происходящее. Но.

Во-первых, она без конца выготавливала всякие явства и вкусняшки, мчалась стрелой на кухню утром, в обед и к ужину накрыть любимому сыночку - невестке при этом прибора не ставили, потому что зачем, у нее же есть и свои полки, и своя посуда, и свой суп.

Во-вторых, она без конца стирала и штопала - потому что нынешняя безрукая молодежь разве ж постирает и заштопает?

В-третьих, каждый раз, когда у сыночка вдруг случалось плохое настроение, она шла к невестке и доверительным тоном спрашивала: «деточка, а в постели, в постели - у вас все хорошо? Что-то Петенька сам не свой ходит - может, что-то не так ты там делаешь?»

Короче говоря, Петенька был стопроцентно уверен, что жена у него - безрукая лентяйка, катающаяся на горбу у матери, да еще и склочница к тому же: чем мать тебе не угодила? Пляшет с утра до вечера на кухне!

Еще одна женщина очень сильно любила свою внучку. Так сильно, что каждый раз, когда ее просили погулять с девочкой, раздевала свою красавицу, придирчиво осматривала колготки (что за мода - тонкие колготки в такой мороз надевать?), кофточку (а где тот свитерок, что я подарила, он же теплее и удобнее?), шапочку (это мачеха, а не мать - такую легкую шапку нацепила!) и курточку (что это за обноски? Куртку нормальную ребенку купить не может, а себе пальто справила!), переодевала по-своему (сейчас, моя сладкая, бабушка тебе как надо переоденет) и только тогда вела гулять (у себя дома как хотите одевайте, а у меня - я буду командовать).

Еще одна женщина очень сильно любила себя. И поэтому все время болела. То вегето-сосудистой дистонией, то мигренью, то подагрой, а то и депрессией. Ее все время нужно было возить по врачам и целителям, покупать килограммами таблетки и мази, разыскивать экстрасенсов и ведуний, а когда в семье сына появился ребенок, болезни стали приходить все сразу и перестали уходить. Внешне все было вполне радужно - здоровая пятидесятилетняя женщина.

Но внимания требовалось, как к умирающей.

Что интересно - когда невестка забрала ребенка и ушла, мама каким-то чудом выздоровела.

VELVET: Агата Волчкова

Свадьба

Рассказ

Марсель САЛИМОВ

Когда пришла Савия, Искандер-бабай стоял у дровяника, опершись о лучковую пилу. Отдыхал.

Здравствуй, кайным! - поздоровалась сноха, подойдя от ворот к нему. - Приустал?

Здравствуй! Приустал не приустал, а усталости пока не поддаемся, - старик отставил пилу в сторонку, приосанился. - Вот и свекровь твою увели к Гирфан-бабаю. У него, оказывается, давняя рана вдруг дала знать о себе.

А доктор на что? Обязательно, что ли, старую женщину надо беспокоить?

Такую медсестру, как моя Мария, докторами не заменишь. И Гирфан так считает. Рука, говорит, у нее легкая, сделает укол - не почувствуешь. А как же! Она же фронтовая медсестра, моя Мария-Марьям. Не зря люди идут не в медпункт, а все к ней да к ней.

Да и сама свекровь моя… Ни минутки ведь спокойно не посидит.

Эй, килен, разве ж она из тех, кто может спокойно посидеть? Не только сама покоя не знает, но и меня запрягает. Думал, на старости лет буду пенсию проедать, лежа на теплой печи, а она, видишь, заставляет вести хозяйство, за дворовой живностью ухаживать. Ахти, забыл зерна курам посыпать! Цып-цып-цып!

Савие, наблюдавшей за тем, как старик посыпает курам пшеницу, стало жаль его. Подумала: «На глазах слабеет. Руки вон трясутся». А вслух произнесла:

Переселились бы уж к нам, кайным. Зачем вам на старости лет мучиться?

Старику слова снохи не понравились.

О каком мучении ты говоришь? Уж не думаешь ли, что мы отделили сына с намерением перебраться потом под ваше крыло? Нет, килен, живите сами по себе, мы еще не дожили до такого состояния, чтобы на чужой шее висеть. Свекровь твоя живей иной девушки, да и я, хе-хе, с егетами могу потягаться. Так што, - это старик подпустил по-русски, - еще похозяйствуем!

Сколько уж раз сын со снохой предлагали старикам переселиться в их дом, а они все не соглашаются. Дескать, пока есть сила в руках, поживут отдельно, не будут им мешать. Ямиля это даже больше расстраивает, чем Савию. Кажется ему, что люди его осудят, скажут: не заботится о престарелых родителях, маются они в своем хозяйстве. И уговаривал их, и умолял, а они все свое твердят: мы, мол, еще не столь стары, чтобы не могли сами о себе позаботиться.

Да, - спохватилась сноха, - от Ильдуса письмо пришло, поэтому я и заглянула к вам.

Что ж сразу не сказала? Ну-ка, ну-ка, дай прочитать!

Савия осторожно, будто драгоценность, достала из сумки письмо от служившего в армии сына, протянула свекру.

Что-что? Глаза, что ли, меня обманывают? Прочитай-ка, килен, вслух вот эту строчку…

- «Как только вернусь, сыграем свадьбу у дедушки с бабушкой», - прочитала Савия и заплакала.

Старик против радостных материнских слез ничего не имел, дал снохе всплакнуть, не мешая ей.

Если в мире все обстоит более-менее благополучно, не замечаешь, как время летит, - сказал он, когда Савия утерла слезы. - Вот и прошли два года его службы. Значит, и жениться срок подошел…

Погоди, кайным, я не могу понять, к чему такая спешка. Почему он решил жениться, как только вернется? На ком? И почему свадьбу хочет сыграть у вас? Может, вы знаете?

Эй, килен, зачем зря голову ломать? Наверно, был уговор с кем-нибудь из девчонок, вот и не терпится ему. Выйти замуж за такого егета, как наш Ильдус, любая согласится, но он на первой попавшейся не женится. А свадьба - она везде свадьба, где бы ни сыграли, - у нас ли, у вас ли.

Слова свекра не развеяли недоумение Савии. «Должно быть, они сговорились с Ильдусом о чем-то, скрывают что-то от меня», - решила она. Но сказала примирительно:

Ладно, свадьба, так свадьба…

Свекор пригласил ее зайти в дом, поговорить за чашкой чая, но Савия отнекалась.

В школу тороплюсь, - объяснила она и ушла, оставив старика в волнении.

«Вот шельма! - беззлобно подумал он о внуке. - Свадьбу сразу же решил сыграть! Решительный егет, весь в меня…»

И вспомнилась Искандер-бабаю его собственная свадьба…

В разгаре атаки гвардии сержанта Искандера Рахматуллина сбила с ног вражеская пуля. Еще не успев почувствовать боль, лишь испугавшись, что останется один лежать на поле боя, он напрягся, сделал попытку поползти вслед за ушедшими вперед товарищами, однако продвинулся недалеко, потерял сознание.

Открыв глаза, когда сознание вернулось, увидел рядом с собой всхлипывавшую молоденькую девушку в солдатской форме.

Ты зачем… плачешь? - спросил он.

Вам нельзя разговаривать, вы ранены, - сказала девушка, быстренько утерев слезы.

Она схватила за край плащ-палатку, на которой лежал сержант, и потащила его волоком дальше. Только сил у нее хватило ненадолго. Остановилась отдышаться и опять всхлипнула.

Жаль стало Искандеру девчонку. Эх, такую красавицу самому бы на руках понести! Он попытался подняться на ноги и тут же упал, застонав от пронзившей все тело боли.

Ты иди, оставь меня, - выдавил он из себя. - Позови кого-нибудь посильней.

Нет-нет! - возразила девушка. - Потерпи, родненький, потерпи!

Она наклонилась и поцеловала его в пересохшие губы. Решила, видно, так подбодрить обессиленного парня.

Потащила опять. И дотащила-таки его до медсанбата.

Должно быть, эти обоюдные мучения и сблизили их. Маша, пока Искандера не отправили в госпиталь на длительное лечение, старалась держаться поближе к «своему» подопечному, особо заботилась о нем. Рана у парня оказалась тяжелой, но не смертельной, - пуля застряла чуть ниже правой ключицы, не задев жизненно важные органы. Врачи ее тут же извлекли и дали раненому возможность немного отлежаться в медсанбате. Искандер оставался в сознании. Когда у Маши выпадало свободное время, они подолгу разговаривали, рассказали друг дружке о себе, о своем недавнем прошлом. Постепенно дружба парня-башкира и русской девушки переросла в любовь, и они размечтались о совместном будущем.

Но война есть война, ни с чьими судьбами она не считается, развела и пути-дороги Искандера и Маши.

Снова они встретились весной 1944 года, когда Искандер, вылечившись, вернулся в свою часть. Чувство, зародившееся на поле боя, в них не угасло. Решили, воспользовавшись встречей, пожениться, справить с разрешения командования свадьбу. В только что освобожденном от фашистов селении приготовили в пустовавшей из-за повреждения снарядом церкви скромное, в соответствии с фронтовыми условиями, угощение. Маша пригласила на торжество нескольких подруг из санитарного батальона, Искандер - товарищей по своему взводу и командира роты.

Командир произнес первый тост, пожелал молодоженам скорого окончания войны и большого семейного счастья. Участники свадьбы, дружно опорожнив алюминиевые кружки, послужившие чарками, закричали в один голос:

Горько!

И вдруг будто случилось землетрясение. Поврежденный вражеским снарядом свод церкви начал рушиться, на угощения посыпались кирпичи, в помещении заклубилась пыль. Хорошо, что никто при этом не получил увечья. Но свадьба, едва начавшись, на том и закончилась…

О какой свадьбе шла речь в письме Ильдуса, выяснилось, когда он вернулся домой, завершив армейскую службу. На следующий же после его возвращения день в доме Искандер-бабая собрались гости. Застолье открыл Ильдус.

Дорогие бабушка и дедушка! - сказал он. - Вот и исполнилось то, о чем я мечтал: мы собрались, чтобы продолжить вашу прерванную много лет назад свадьбу…

Гости дружно захлопали в ладоши. Поднялась со своего места Савия, развернула и накинула на голову свекрови, переименованной в ауле из Марии в Марьям, белую фату.

От всей души поздравляем вас с вашей свадьбой! - сказала сноха.

И тут же кто-то крикнул:

Горько!

Горько! Горько! - подхватили и остальные гости.

Эта неожиданная ситуация привела стариков в растерянность. Первым пришел в себя Искандер-бабай, попытался отшутиться:

Как бы, если поцелуемся, потолок опять не рухнул на нас!

Не бойся, дед, не рухнет! - подзадорил его Ильдус. - Нынче небо охраняют надежные люди.

Хорошо, коли так. Но учти, внук, следующая свадьба - твоя. Передаю эстафету тебе.

Ладно, дедушка, ладно. Но сегодня мы кричим «горько!» вам.

Горько! Горько!

Что ж, давай, Машенька, поцелуемся.

Старики поднялись и несмело, будто молодожены, целующиеся на людях впервые, коснулись губами друг дружки.

Только им, познавшим все горести и радости жизни, был ведом вкус этого поцелуя.

Перевод с башкирского Марселя Гафурова

____________________

Кайным - обращение к свекру.

Килен - сноха, невестка.

Марсель САЛИМОВ

И ЖИЗНЬ ХОРОША, И...

Сатирический рассказ

Вот именно так. Про нас сказал он, классик советской поэзии. Просто прекрасная жизнь у нас! Зарплаты, пенсии всё растут да растут. Народ, кажется, уже с ума начал сходить от богатства. В иных семьях аж по три иномарки, по четыре квартиры... Откуда мне это известно? Да в газетах читаю. По телевизору смотрю.

Вот включил недавно, а там - сидят два упитанных депутата и спорят между собой до хрипоты, как учителям зарплату поднять. Один говорит:

Каждый месяц надо на три процента поднимать!

Другой возражает:

Нет, четыре!

Так всю программу: “три - четыре, три - четыре”. Спорили-спорили, потом драться начали, друг друга соком облили. Надоело мне это смотреть и переключил на другой канал. А там сообщают: мол, решено, поднять пенсии на сколько-то процентов.

Походил, присмотрелся, что-то большой радости не обнаружил. Мало того, лица у многих даже угрюмые. Понятно! Еще не знают, какая радость свалилась на их головы.

- Какое Зеландия имеет отношение к нашему молоку?

Прямое! В эпоху глобализации все страны связаны друг с другом невидимыми, но крепкими узами. В Австралии засуха. Значит, у нас подорожает хлеб.

Так ведь никакой пенсии не хватит,- посетовала бабушка с макаронами.

Хозяин был начеку.

Не беспокойтесь! Я сам только что слышал, что пенсию вам повышают. Поздравляю! Торопитесь купить, пока цены вновь не взлетели.

Последние слова хозяина подействовали на покупателей не меньше, чем речь президента.

Мигом выстроилась очередь, в которую встал и я. Взял кулёк соли. Запас карман не трёт. Что завтра будет, один Аллах знает. Вдруг в Канаде землетрясение, в Cахаре наводнение? Или нефть в Европе подорожает, или доллар в Америке рухнет? У них может всякое произойти. Это только у нас без конца думают, как бы улучшить жизнь людей. О предстоящем через несколько месяцев повышении пенсии или зарплаты бюджетникам трубят на весь мир.

Хозяева прилавков эту добрую весть тоже слышат. И тут же, меняют ценники. Вроде бы никто их не заставляет, а они ради глобальной стабильности меняют. И такие скромные, никогда не кричат об этом. Ни по радио, ни, тем более, по телику...

Вот бы наши начальники, те, которые наверху, брали с них пример и не шумя хорошенько повышали бы зарплаты и пенсии. Может быть, тогда торговые воротилы не знали бы о росте покупательной способности населения. Вот было бы здорово!..

С такими фантастически радужными мыслями вернулся я с кульком соли домой и включил телевизор. А там поют, танцуют, на гармошке играют. Видно, какой-то праздник. Все рады, всем хорошо. Жизнь не просто хороша, она прекрасна! Вот так бы сидел и смотрел телевизор. А не ходил по магазинам.

Марина приехала в райцентр в полдень. Она преодолела сотню километров, удалившись от шумного мегаполиса, где родилась и выросла, повстречала своего суженого и вышла замуж, а потом, пожив в счастливом браке два года, родила дочь. Марина неуверенной поступью подошла к отчему дому своего мужа. Она приехала сюда одна, без любимого супруга: вот уже год, как его не стало после нелепой и страшной аварии, унесшей жизнь самого близкого ее человека. Собственно, дорога сюда всегда давалась ей сюда непросто, а теперь и подавно... Но на сегодня были назначены поминки ее любимого Ванечки, и отказать жестким родственникам мужа она не посмела, пристроив маленькую дочку у своей мамы.

Подойдя к калитке, Марина увидела двоюродных братьев мужа и их жен, еще каких-то незнакомых людей. Все они походили больше на селян, чем на городских жителей. Женщина мысленно усмехнулась, вспомнив, как судачили бабушки на скамейках возле своих домов, и с каким укором смотрели на нее будущие родственники, когда Иван привез ее сюда на смотрины. Ох, тяжело они ей дались! В первый же день Марине дали понять, что она им не своя, постоянно укалывая ее самолюбие своими едкими замечаниями по поводу ее ассиметричной молодежной стрижки, легкомысленной блузки из полупросвечивающей ткани, экстравагантных модных брюк, и неприспособленности к привычному для них укладу. Так было всегда: каждый раз, во время их обязательных ежемесячных поездок, они подтрунивали над хрупкой жительницей большого города, скрывая свои комплексы. Это она поняла позднее, а поначалу ревела и сжимала кулачки в бессилии дать отпор новоиспеченным родственникам. Потом - роды; ребенок появился семимесячным, и по этому поводу ей тоже пришлось терпеть словесные излияния (теперь уже свекра и свекрови) о том, что им нужен мальчик, наследник рода, и к тому же крепкий физически...

Муж старался смягчать все эти удары, но, по правде говоря, получалось это у него не всегда убедительно. Слишком он отличался от них своей незлобивостью, добротой, нежностью по отношению к любимой. Теперь защищать молодую вдову некому, пожалела себя Марина, подходя к родственникам. По случаю она надела черное, правда, облегающее, платье. И даже в этом строгом одеянии выглядела замечательно. Марина была нежна телом, стройна, скорее даже худощава. Но грудь у нее была отменной - красивой, стоячей, в меру полной. Своей чудесной фигурой, лишь чуть-чуть располневшей после родов, Марина восхищала многих мужчин. Её худощавость теперь была сглажена, и оттого молодая женщина выглядела еще более сексуально. И она не раз ловила откровенно заинтересованные взгляды со стороны противоположного пола. Но хранила верность своему Ванечке, даже тогда, когда его родители воспротивились, было, женитьбе, и под семейным предлогом увезли сына на пару месяцев с глаз долой "коварной обольстительницы". Вспомнив все это, Марина вздохнула, и вошла в дом.

Здравствуй, девочка наша родная, - свекор подошел к ней, обнял, расцеловал три раза. Затем, приобняв сноху за плечи, повел в глубь дома, по ходу пару раз погладив спину молодой женщины.
- Горе-то одно, не ходит: вот и мама наша приболела. Уже две недели почти не встает. Ты бы лекарств нам из города привезла, а то ведь упорхнула, птичка, и не появляешься, - продолжал свекор удивительно мягким голосом.
Марина даже растерялась от такого приема, и стала расспрашивать о здоровье всех родственников, выведывая заодно, в чем они нуждаются...
- Ну, проходи, проходи, в дальнюю комнатку, можешь отдохнуть с дороги. А мы сейчас, сейчас, - засуетился свекор, пропуская Марину вперед. Вдова спиной ощутила буравящий взгляд отца своего покойного мужа, и тут же увидела портрет Вани в черной рамке. Странно, но она отметила, как сильно, оказывается, был похож ее любимый муж на своего отца. В сердце молодой женщины опять полоснуло кинжалом страданий от непоправимой утраты любимого человека. На ее красивое лицо опять легла тень горя.
- Начнем немного погодя. Надо еще кое-что сделать, этим занимаются родные, ты их видела, - донеслось до Марины. Странно, свекор все не уходил.
- Ты прости меня, дочка, был суров с тобой не по-отечески. Былого не воротишь, но ты нам не чужая, помни это, - продолжал отец мужа. Марина впервые слышала здесь такие речи, да еще таким теплым, ласковым и искренним голосом. Свекор опять подошел вплотную к женщине, и, заключив ее в свои объятия, стал полушепотом, словно читая заклинания, говорить:
- Ты робкая такая, как из хрусталя сделанная. Не такую жену мы видели своему парню, нашему Ванечке. Но любил он тебя как! И я теперь, дурень, понял, что ведь было за что. Красавица ты наша! - продолжал свекор.

Марина молчала, дивясь происходящему. Она присела на кровать, теребя в руках сумочку, не зная, как отдать деньги, которые привезла с собой. Она опять посмотрела в сторону портрета покойного мужа, словно ища у него совета, и вновь у нее мелькнула в голове мысль о сильной похожести сына на отца. А тот всё убаюкивал ее своим мягким, не привычным для нее, сердечным голосом. Свекор погладил Марину по голове, и затем нежно коснулся ее волос и стал медленно перебирать их. Продолжая это, он вобрал в свою огромную ладонь фарфоровые пальчики снохи, аккуратно теребя их и продолжая говорить тихим, умиротворяющим голосом. Вдова подняла глаза, и она встретилась с пристальным, изучающим, пронизывающим насквозь взглядом. Зрачки свекра светились ярким, каким-то первобытным, животным огнем. Именно такие - тяжелые, полные дикого желания, раздевающие - взгляды Марина ощущала на себе, когда ездила по делам на Кавказ. Ей почему-то это врезалось в память. Она страшилась кавказских мужчин, но тогда же, в горном крае, про себя с ужасом отметила, что отдалась бы любвеобильным южанам со сладостным чувством покорности, если бы им довелось поймать ее в каком-нибудь безлюдном уголке. И в своих эротических фантазиях она несколько раз прокручивала страстный сценарий ее пленения кровожадными и гордыми джигитами, бесцеремонно срывающими с нее одежду и страстно овладевающими ею. Иногда Марине даже снилось, что она попадает в руки каких-то брутальных мужчин, которые не упускали свою трепещущую добычу, пока не пресыщались. И странное дело: во сне женщина испытывала какую-то неподдающуюся описанию истому, просыпаясь в ледяном поту, и ощущая стекающую между ног липкую влагу...
Как-то раз она смотрела какой-то американский фильм, и неожиданно ее воспламенил эпизод, в котором путешествующая по пустыне европейка остается одна и попадает к бедуинам. И уж эти бедуины не оставили без внимания прелести своего трофея, дав ей то, что леди никогда бы не получила, оставшись наедине с джентльменами из цивилизованного общества. Марина много раз покручивала в голове этот сюжет, страшась необузданности своих желаний, и напрягая всю свою волю, чтобы не выдать свою страстность. Да, она была темпераментной женщиной, скованной приличиями и собственной клятвой верности своему мужу, который любил и ласкал ее трепетно и нежно, хотя и обладал доброй мужской силой, приводящей неопытную хрупкую женщину в восторг.
Все эти мысли роем пронеслись в голове Марины, когда она опять включилась в реальность. Свекор продолжал ворковать над ушком кроткой снохи, завораживая ее медовым, неторопливым разговором. Отец мужа уже поглаживал бока Марины, не забыв пройтись по животику и даже мимолетно скользнуть по притягательным округлостям молодой вдовы. Трудно было поверить, что эти ласкающие, нежные, обволакивающие эротическим теплом, руки принадлежали человеку, которого она панически боялась. Заставить себя перечить свекру не хватало духа, но и дать зайти так далеко она не имела права...

Марина предприняла попытку высвободиться из объятий свекра, но не тут-то было: большое сильное тело прижималось к ней все сильнее. Его рука заскользила по ее спине, прямо по линии позвоночника. Женщина поежилась, и должно быть, свекор заметил это легкое движение, потому что он изучающее посмотрел на нее. Теперь одна рука поглаживала ее спину, другая поддерживала поясницу, обтянутую траурной тканью платья. Марина почувствовала, как его ладонь нажимает на крестец, заставляя ее придвинуться еще ближе. Сердце пожилого мужчины билось, как у бегущего спринтера, и вдова с удивлением отметила, что ее собственное сердце бьется почти в унисон с ним. Вдруг свекор мягко провел подушечкой большого пальца по соску - очень мягко, и оттого еще более для нее чувствительно. Тот предательски отреагировал, обозначившись через тонкое черное платье.

Тяжело-то тебе, небось... Ты же женщина в самом соку. Хочется-то ведь бабьей радости, тело-то ее просит. Год уже без мужа, намучилась… - нашептывал свекор, внимательно следивший за малейшей реакцией молодой женщины.

Мужик говорил невероятно постыдные вещи, бесцеремонно вторгался в интимную жизнь снохи, но женщина почему-то именно с этих слов стала прислушиваться к обжигающей сознание речи распутного свекра. И ведь он словно в воду глядел! И озвучивал все точно и без стеснения, обнажая всю суть переживаний темпераментной молодой женщины. Свекор оплетал ее своими все более дерзкими поглаживаниями и бесстыдными речами, словно паук свою жертву.
******
Память Марины перемотала пленку воспоминаний на год, на полгода и на неделю назад. Да что вспоминать! После смерти мужа первые месяцы она жила, как в тумане. Ей было страшно и пусто в квартире, где еще пахло семейным счастьем. Овдовев, Марина не захотела возвращаться к своим родителям - впрочем, жить с ними в одной комнате, да еще в маленькой дочкой, не представлялось возможным. Порой женщине казалось, что она должна вот-вот проснуться, страшный сон кончится, и Иван вновь приласкает ее. Потом это прошло. Каждый день ее ожидала холодная постель, которую уже никогда не согреет своим теплом любимый мужчина. И в одну из одиноких ночей Марина остро почувствовала, что больше не может оставаться без партнера. Она поняла, что не в силах заглушить свое желание, которое она удерживала внутри себя настолько искусно, что обладала репутацией холодной, думающей лишь о работе, женщины. Жажда мужских ласк нарастала, и это было для Марины невыносимо и ужасно.

Она пробовала презирать себя, но ее терпение таяло, как мороженое под летним солнцем. Иван разбудил ее чувственность, которая бушевала в ней неиссякаемым родником. И - ушел из жизни. Марине вновь стали приходить ночные видения с мускулистыми, и даже не очень опрятными мужчинами, которые раздевали ее, держали за грудь и бедра, ощупывали самые потаенные ее уголки, и вторгались, вторгались, вторгались в их мякоть, доставляя даже в сновидении непостижимое по силе удовольствие. Самым ярким - причем неизменно постоянным - элементом этих снов было неудержимое, словно потоп, семяизвержение этих диких самцов. Женщина чуть не наяву ощущала на своих грудях теплую белковую массу, которая щедрыми каплями покрывала тело женщины, оставляла мокрые дорожки и кремовые лужицы везде, где можно представить. И Марина просыпалась от явственного ощущения восторга, на пике удовольствия, с удивлением чувствуя приятные спазмы в истекающем соком влагалище. Порой она принималась думать о другом мужчине, потом гнала эти мысли подальше, убоявшись запретных для порядочной вдовы мыслей. Месяцев через семь она почувствовала тягу к вину, чтобы забываться от одолевающих ее мрачных мыслей. Но быстро поняла, что женский мозг от алкоголя сразу переключается в сексуальную сферу. И еще больше терзалась от отсутствия мужчины.

Конечно, Марина занималась самоудовлетворением. Она попробовала вариант с душем, но это не помогало. Женщина по-всякому ласкала и стимулировала себя; и даже пошла дальше, чем манипуляции с пальцами. Но быстро поняла, что для получения полноценного удовольствия ей не хватает реальных половых актов. Ей было мало механического раздражения гениталий, а требовалось, чтобы кто-нибудь ласкал ее груди, сжимал бедра. Она остро желала осязать тело партнера, дарившего ей нежность и любовь.

И безутешная, полная сил и сокровенных желаний, вдова решилась, начав поиски мужчины, по типу напоминающего ей Ивана. Но никто не оправдал ее ожиданий: они стремились скорее удовлетворить свою похоть, не думая об удовольствии партнерши. Она жадно ловила редкие приятные ощущения, лишь отдаленно напоминающие секс с Иваном. Даже в посещавших ее бесстыдных снах Маринино влагалище слезилось соками желания гораздо активнее, чем при контактах с редкими любовниками. Да и было таковых всего трое - все командированные в их организацию максимум на неделю. Коллектив же был исключительно женский, а в компаниях Марине бывать не доводилось: торопилась домой, к ребенку. Прошло еще некоторое время, наполненное страданиями, и Марина однажды поняла, что ей уже не найти такого мужчину, который бы ей подходил. Шансов нет, сказала она себе, и с этими мыслями поехала на поминки в отчий дом своего Ванечки...
******
Тоска и неудовлетворенность, да еще и робость перед всегда суровым к ней свекром, мешали Марине оказать хоть какое-то сопротивление неожиданно подобревшему к ней свекру. И манипуляции пожилого мужика все более оживлялись. Он все настойчивее гладил ее ладное, истосковавшееся по ласкам, тело. Оно становилось все податливее, повинуясь негласным командам обольстителя. Тот все что-то шептал снохе, обдавая ее покрасневшее ушко жарким дыханием возбуждающегося самца. Её груди становилось все теснее в лифчике, соски воспалились, а между ног зарождалась горячая пульсация, отзываясь бешеным биением по всему телу женщины.

А ты приляг, приляг на кроватку, моя сладенькая! - свекор своим корпусом принудил Марину принять лежачее положение. А на последних словах, уже никак не страшась праведного гнева и отпора молодой вдовы, запустил свою руку прямо между бедер женщины. Мужские пальцы проехали по деликатной ткани женских трусиков, замерев на точке повлажневшего под тонким шелком женского естества. Всего мгновение, но его было достаточно, чтобы до Марины дошло - она потекла. И её свекор в этом только что убедился.

Ах, ты рыбонька, поплыла! - пришел в восторг свекор от своего открытия. Ему захотелось петь от близкого счастья обладания этой ухоженной столичной штучкой. Победа над молодой женщиной, приятно пахнущей духами, наряженной в элегантное платье, пока еще скрывающее нежное и так манящее молодое тело, давалась проще, чем он предполагал. Свекор всегда в глубине души считал Марину подарком судьбы для сына, завидовал ему, горячо желал ее. И, понимая несбыточность своей мечты, всячески унижал и подтрунивал над своей безответной симпатичной снохой.
Дядька Степан, как звали его в округе, обожал сладкую жизнь, и достиг в покорении местных молодух немалых успехов, попутно прослыв среди безутешных жен, которым недоставало тепла от сильно пьющих мужиков, местным Казановой. Но вот овладеть утонченной красоткой из большого города, да еще годящейся ему в дочери... Такого и представить себе не мог этот пожилой самец!

Во время приездов молодых, он несколько раз имел возможность наблюдать крошечные эротические спектакли: то юбка снохи под ветерком распахнется, и продемонстрирует кружево чулок; то при наклоне скромной женщины в разрезе ее блузки колыхнется красивая грудь, как бы прося, чтоб ее ласково потеребили. Степан смотрел на ее припухлые, красивые губы, и представлял, как она брала ими мужской член. Опускал взгляд на бедра - и почти явно осязал, как они толкаются навстречу чреслам Ивана.

Но самое незабываемое зрелище было, когда свекру довелось стать счастливым созерцателем почти полностью обнаженной Марины. Она умывалась во дворе, полагая, что осталась одна. Было раннее утро, никого у рукомойника быть не могло: родители Вани должны были уехать на сады, а ее муж ушел половить рыбу на утренней зорьке. Но не знала Марина, что Степан вернулся за забытой ведомостью, и был нежданно вознагражден ярким зрелищем. Сноха стояла, нагнувшись над рукомойником в весьма пикантной позе. Молодая женщина оставалась лишь в полупрозрачных бикини, беззаботно демонстрируя невольному свидетелю все свои прелести. В лучах утренней зари, полуголая Марина выглядела, как богиня Аврора. Она не могла не пленить своей женственностью, грациозностью движений. Степан был очарован, и еле сдержался, чтобы не выскочить из своего укрытия, и не растерзать аппетитную сноху, выплеснув в нее весь скопленный семенной запас. С той поры он стал еще жестче и неприветливее по отношению к Марине.
*****
И вот теперь свекор наслаждался предзнаменованием удачи. Будучи опытным любовником, он понимал, что птица уже в силках, но еще может упорхнуть. Поэтому он решил не останавливать своего напора. Горячий рот Степана уже ласкал Маринину шею, язык дразнил ей мочку уха. Женщина напряглась, еще пытаясь сдерживаться, чтобы не выдать своего растущего возбуждения. Между тем промежность ее увлажнялась все сильнее, и сопротивляться нахлынувшему желанию было все труднее. У нее давно не было мужчины, более того, как раз сегодня у нее начиналась овуляция, пронеслось в голове женщины. Своими раскалившимися от похоти ладонями свекор уже вовсю двигал по внутренней стороне атласных бедер женщины, не забывая поглаживать гордую, горячую грудь Марины. Вдова стал издавать тихие, беспомощные стоны. Степан тут же прикрыл ее рот ладонью.

Ух, и горяча ты, оказывается! Будь спокойна, сейчас тебе захорошеет, - свекор стал проворно расстегивать платье снохи, ловко освобождая абсолютно несопротивляющееся тело партнерши от одежды.
- Твои грудки сладкие на волю выпустим… Такие мячики томятся! Погоди, я их возьму, - оценив красоту, Степан сжал грудь и стал щипать сосок. Странное дело, но Марине это было приятно, и, прикрыв глаза от удовольствия, она продолжила издавать сладкие стоны, заглушая их подушкой.

Освободив сноху почти от всей от одежды, Степан возликовал. Он увидел перед собой желанную молодуху - ее высокую полную грудь; стоящие, как солдатики, соски; плоский и гладкий живот над крошечным треугольником трусиков, таких же черных и полупрозрачных, как и отброшенный бюстгальтер. Увлажнившаяся ткань трусиков лишь слегка прикрывала светлую слипшуюся поросль волос на лобке. Степан начал интенсивно поглаживать низ живота Марины. Когда его ладонь властно сжалась на ее самом чувствительном месте, она уже сама раздвинула ноги, испытывая сладкое томление.

Женщина взглянула затуманенными глазами на фотопортрет Вани. Улыбающийся покойный муж словно подбадривал ее в этом безумии. И молодая вдова окончательно сдалась на милость своего внезапного ухажера, напоминающего ей сильно постаревшего Ванечку. Мужчина потирал ей промежность, покрывая поцелуями каждую пядь великолепного женского тела. Наконец, он впился ртом во влагалище снохи, которое явно молило о внимании к себе. Марине стало душно, у нее сбилось дыхание. Ей было невероятно приятно, и очень быстро, неожиданно для себя, брызнула в лицо Степану густым сладким нектаром.

Марина уже была вне себя от охватывающего ее блаженства. Теперь она нежно обнимала взлохмаченную голову пожилого свекра, благодарно постанывая в такт движениям его неутомимого языка. Язык заплясал вокруг клитора, а мужские пальцы сжимали ягодицы, поглаживали ляжки, разводили пошире срамные губы и, в конце концов, вошли во влагалище. Сок стал захлестывать Марине анус, и в него легко проскользнул безымянный палец. Женщина впала в неистовство, когда внутри нее заходили сразу три мужских пальца, разделенные тонкой перегородкой. Эффект был потрясающий. Марина восприняла это столь же остро, как если бы ей раздражали клитор. Теперь же были возбуждены сразу две чувствительные точки.

И ведь раньше никто и не проделывал с ней ничего подобного! Вскрикивая и содрогаясь от каждого прикосновения языка и каждого возвратно-поступательного движения руки, молодая вдова изогнулась дугой. Степан безостановочно наяривал, и Марина уже точно знала, что через миг воспарит в небеса удовольствия. Внезапно Степан просунул в нее пальцы до упора и лизнул самую чувствительную точку клитора. Оргазм был недолгим, но пронзительным. Женщина млела от растекающегося по телу блаженства. Мужчина извлек из нее пальцы, она расслабилась и... ощутила давление массивной головки члена на свои срамные губы.

А вот и мой корешок! Сейчас мы тебя порадуем! - скользнув по клитору, член проник во влагалище, щедро орошенное половым секретом. Руки свекра сжали женские ягодицы, пенис пробился в Марину еще глубже, мошонка заплясала у нее между влажными бедрами, а головка стала долбить шейку матки.

Господи, как ей стало хорошо! Возможно, такое ощущение возникло у нее потому, что она давно не занималась сексом, но не исключено, что причиной тому послужили размеры члена Степана. Марина погружалась в океан сладострастия, плывя по его волнам, и приближаясь к острову райского наслаждения. Мужчина продолжал вонзать свой меч во влажные ножны бьющейся под ним женщины, одновременно покрывая ее разгоряченное тело поцелуями. Его руки успевали ласкать ее волосы, лицо и груди, язык блуждал где только можно, уделяя особое внимание ушку партнерши, приводя ее своими изощренными ласками в трепетный восторг. Она извивалась под ним, совершенно забыв обо всем, и из ее горла доносились животные стоны и крики, предусмотрительно приглушенные изрядно искусанной подушкой. Вдруг Марина вцепилась в спину своему пожилому самцу, продолжающему атаковать ее матку, и сквозь брызнувшие слезы попросила:
- Пожалуйста, будь ласков, скажи, что я нужна тебе! Сделай мне хорошо!

И свекор сделал! Как в жарком бреду, он шептал ей самые нежные слова,
говорил, что только она ему нужна, что он любит только ее одну, что он без ума от ее неземной красоты. С каждым новым толчком акт свекра с молодой вдовой приближался к мигу максимального упоения. И тут Марину обдало холодным ушатом: сейчас у нее самые опасные дни, она так легкомысленно забыла обо всем, они не предохраняются... Какой ужас!
Женщина попыталась подать назад свою попку, еще секунду до этого взлетавшую навстречу упоительному удовольствию, и попробовала высвободиться от работающего, как поршень, крепкого члена свекра.
- Не надо, проси чего хочешь, только не это! Бери меня, как тебе нравится, но не в меня! Пожалуйста, прошу, не в меня... - умоляла Марина своего все ускоряющего темп партнера. Он упрямо продолжал, предчувствуя скорый финал. Член все чувствительнее "целовал" матку снохи.
- Ластонька, сейчас…Ты моя теперь... Вот так! - захрипел Степан.

"Вот так, вот так, вот так" - словно эхо повторял он, вливая в Марину свою сперму порцию за порцией. И действительно в ее влагалище устремился бурный поток семени свекра. Оно оросило тщательно обласканный немалым мужским членом канал, и в это мгновение Марина ощутила, что ее время пришло. Она стала неистово кончать, перестав думать обо всем на свете, кроме как о нахлынувшем на нее блаженстве. Оно было настолько острым и долгим, что даже самые яркие мгновения с Ваней показались ей слабым утешением...
Марина смотрела на своего пожилого любовника умиротворенным взглядом оплодотворенной женщины. Она инстинктивно поняла, что мужской сок, слившись с ее нектаром страсти, уже начал свою, вечную как мир, работу. Молодая вдова обняла пряно пахнущего потом Степана, и, положив на его влажный смуглый живот свое белоснежное бедро, шепнула:
- Что же мы с тобой наделали?
Ее вынужденное воздержание было вознаграждено самым сильным оргазмом в ее жизни. Благодарная Марина, почувствовавшая прилив нежности к своему суровому властелину, стала осыпать мужское тело поцелуями, и вздрогнула от неожиданности, услыхав:
- Мне нужен наследник, Марина!
*****
А через девять месяцев у нее родился мальчик. Пока она носила ребенка, к ней в большой город наезжал пожилой мужчина, давая поводы для пересудов любопытных соседок. Ребенка нарекли Ваней, а после крестин, пришедшихся на третий месяц после смерти жены Степана, Марина неожиданно уехала на постоянное место жительства в небольшой город. Правда, в другой области. Там она и живет уже третий год с двумя детьми и пожилым, заботливым мужем.
Он настолько заботлив, что Марина уже носит под сердцем еще одного ребенка...