В этом номере мы даём подборку заданий из учебника для 11-го класса И.Н. Сухих. Все они так или иначе касаются Серебряного века и позволят изучающему эту эпоху пристальнее вглядеться в её грани.

1. Прочитайте стихотворение Б.А. Слуцкого (1919–1986).

Не машинами - моторами
звали те автомобили,
запросто теперь с которыми -
а тогда чудесны были.

Авиатором пилота,
самолёт - аэропланом,
даже светописью - фото
звали в том столетье странном,

что случайно затесалось
меж двадцатым с девятнадцатым,
девятьсотым начиналось
и окончилось семнадцатым.
(«Затесавшееся столетье», 1975–1976)

Какое “столетье” имеет в виду поэт? Почему он называет столетьем неполных два десятилетия? С какими изобретениями и научными теориями, кроме упомянутых Слуцким, связана эта эпоха?

2. Сравните эпизод из рассказа А.П. Чехова «Дама с собачкой» (1899), связанный с любовью главного героя Д.Д. Гурова, и стихотворение А.А. Ахматовой «Вечером» (1913).

“Однажды ночью, выходя из Докторского клуба со своим партнёром, чиновником, он не удержался и сказал:

Если б вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте!

Чиновник сел в сани и поехал, но вдруг обернулся и окликнул:

Дмитрий Дмитрич!

А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!

Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни!”

Вечером

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: “Я верный друг!”
И моего коснулся платья.
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под лёгким золотом ресниц.

Какой смысл в рассказе Чехова и стихотворении Ахматовой имеют детали осетрина с душком и устрицы во льду ? Чего в них больше, сходства или различий? Известно, что Ахматова всю жизнь критически относилась к творчеству Чехова, существуют даже работы на тему: «Почему они [акмеисты] не любили Чехова?». Не помогает ли сопоставление указанных деталей высказать предположение о причинах этой явной недоброжелательности?

3. Поэт-футурист А.Кручёных написал заумное стихотворение, ставшее знаменитым:

Дыр бул щыл
Убе ш щур
скум
вы со бу
р л эз

Прочитайте два объяснения этого стихотворения.

Философ П.В. Флоренский (1882–1937): “Кручёных уверяет, что в его, ныне прославленном, дыр бул щыл и т.д. «больше национального, русского, чем во всей поэзии Пушкина». Может быть, но именно, только «может быть», но может быть - и наоборот. Мне лично это «дыр бул щыл» нравится: что-то лесное, коричневое, корявое, всклокоченное, выскочило и скрипучим голосом «р л эз» выводит, как немазаная дверь” («У водоразделов мысли», 1918).

Поэт и художник, соратник Кручёных Д.Д. Бурлюк (1882–1967):“Я не знаю, в каком точно году составил Кручёных эти стихи, но не поздно здесь объяснить их. Нам теперь привычным и гордым кажется слово «СССР» (звуковое) или же денежно-солидным (зрительное) «СШ» <...> Я не пишу здесь исследования, но предлагаю для слов, подобных «СССР», характеризующий процесс их возникновения термин - алфавитационное слово. Алфавитация словес: русский язык нужно компактировать... Титловать... сокращать... усекать. Кручёных, сам того не зная, создал первое стихотворение на принципе инициализации словес. Он поставил местами только заглавные инициальные звуки слов. <...> «Дыр бул щыл» - дырой будет уродное лицо счастливых олухов (сказано пророчески о всей буржуазии дворянской русской, задолго до революции, и потому так визжали дамы на поэзо-концертах, и так запало в душу просвещённым стихотворение Кручёных «Дырбулщыл», ибо чуяли пророчество себе произнесённое)” («Фрагменты из воспоминаний футуриста», 1929–1930).

Какая интерпретация кажется вам более правдоподобной? Можете ли вы предложить своё объяснение стихотворения Кручёных?

Спонсор публикации статьи – интернет-магазин бытовой техники в Кургане предлагает широкий ассортимент товаров для дома, цифровой техники, товаров для детей, инструментов и многое другое по выгодным ценам. Простота покупки, полнота информации о товаре, доставка и гарантии, кредит, сток-центр с самыми низкими ценами – приобретая товары в интернет-магазине ideя! , вы экономите время, нервы и деньги.

Что скры­ва­ет­ся за внут­рен­ни­ми ме­та­ни­я­ми Гурова?

Прочитайте приведённое ниже произведение и выполните задания 1–9.

Однажды ночью, выходя из докторского клуба со своим партнёром, чиновником, он не удержался и сказал:

– Если б вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте!

Чиновник сел в сани и поехал, но вдруг обернулся и окликнул:

– Дмитрий Дмитрич!

– А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!

Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры всё об одном. Ненужные дела и разговоры всё об одном отхватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно

сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!

Гуров не спал всю ночь и возмущался и затем весь день провёл с головной болью. И в следующие ночи он спал дурно, всё сидел в постели и думал или ходил из угла в угол. Дети ему надоели, банк надоел, не хотелось никуда идти, ни о чём говорить.

В декабре на праздниках он собрался в дорогу и сказал жене, что уезжает в Петербург хлопотать за одного молодого человека, – и уехал в С. Зачем? Он и сам не знал хорошо. Ему хотелось повидаться с Анной Сергеевной и поговорить, устроить свидание, если можно.

Приехал он в С. утром и занял в гостинице лучший номер, где весь пол был обтянут серым солдатским сукном и была на столе чернильница, серая от пыли, со всадником на лошади, у которого была поднята рука со шляпой, а голова отбита. Швейцар дал ему нужные сведения: фон Дидериц живёт на Старо-Гончарной улице, в собственном доме – это недалеко от гостиницы, живёт хорошо, богато, имеет своих лошадей, его все знают в городе. Швейцар выговаривал так: Дрыдыриц.

Гуров не спеша пошёл на Старо-Гончарную, отыскал дом. Как раз против дома тянулся забор, серый, длинный, с гвоздями.

«От такого забора убежишь», – думал Гуров, поглядывая то на окна, то на забор.

Он соображал: сегодня день неприсутственный, и муж, вероятно, дома. Да и всё равно, было бы бестактно войти в дом и смутить. Если же послать записку, то она, пожалуй, попадёт в руки мужу, и тогда всё можно испортить. Лучше всего положиться на случай. И он всё ходил по улице и около забора поджидал этого случая. Он видел, как в ворота вошёл нищий и на него напали собаки, потом, час спустя, слышал игру на рояли, и звуки доносились слабые, неясные. Должно быть, Анна Сергеевна играла. Парадная дверь вдруг отворилась, и из неё вышла какая-то старушка, а за нею бежал знакомый белый шпиц. Гуров хотел позвать собаку, но у него вдруг забилось сердце, и он от волнения не мог вспомнить, как зовут шпица.

(А. П. Чехов. «Дама с собачкой» )

Пояснение.

Вернувшись в Москву, Гуров думал, что за­бу­дет об Анне Сергеевне, как за­бы­вал о дру­гих женщинах. Но он уже силь­но любил ее, сам того не осознавая, - в нем просну­лась душа. И эта душа, на­пол­нен­ная жи­ви­тель­ным чувством, не могла ми­рить­ся с безобразием, су­ще­ству­ю­щим вокруг. Гуров об­на­ру­жи­ва­ет вдруг, что со­всем одинок, что не с кем ему по­де­лить­ся сво­и­ми переживаниями, что с лю­дь­ми можно по­го­во­рить толь­ко на тему “осетрины с душком”. И тогда его охва­ты­ва­ет отчаяние: “Какие дикие нравы, какие лица! Что за бес­тол­ко­вые ночи, какие не­ин­те­рес­ные дни!” Гу­ро­ва мучит мысль о не­со­вер­шен­стве мира, о не­со­вер­шен­стве са­мо­го человека: мыс­лен­но он воз­вра­ща­ет­ся к со­бы­ти­ям в Ялте, ему кажется, что там он был лучше, чище... Все самое свет­лое в жизни свя­за­но с его любовью.

Именно с этим и свя­за­ны внут­рен­ние ме­та­ния Гурова.

Сочинение

Рассказ "Дама с собачкой" был задуман в переломное время, как для России, так и для всего мира. Год написания - 1889-ый, то есть предпоследний год 19-го века. Что собой представляла Россия того времени? Страна предреволюционных настроений, уставшая от веками претворявшихся в жизнь идей "Домостроя", уставшая от того, насколько все неправильно, неверно, и насколько человек мало значит сам по себе, и насколько мало значат его чувства и мысли. Всего через каких-то 19 лет Россия взорвется и неумолимо начнет меняться, но сейчас, в 1889-ом году, она, благодаря Чехову, предстает перед нами в одном из самых своих угрожающих и ужасающих обличий: Россия - государство-тиран, пожирательница человеческих жизней.

Однако в то время (кстати, заметим, что время написания рассказа и время, изображаемое автором, совпадают) еще мало кто мог видеть надвигающуюся, даже вернее, вплотную придвинувшуюся угрозу. Жизнь продолжалась по-прежнему, ибо повседневные хлопоты есть лучшее средство от прозорливости, поскольку за ними не видишь ничего, кроме них самих. По-прежнему достаточно обеспеченные люди ездят отдыхать (можно в Париж, но если не позволяют средства, то в Ялту), мужья изменяют женам, владельцы гостиниц и постоялых дворов зарабатывают деньги. Ко всему прочему, все больше и больше становится так называемых "просвещенных" женщин или, как говорила про себя жена Гурова, женщин "мыслящих", к которым мужчины относились, в лучшем случае, снисходительно, усматривая в этом, во-первых, угрозу патриархату, а во-вторых, очевидную женскую глупость. Впоследствии выяснилось, что ошибаются и те, и другие.

По-видимому, Чехов недолюбливал женщин, стремящихся искусственно стать выше мужчин. Судя по "Даме с собачкой" и "Дому с мезонином" (где такой героиней была Лидия Волчанинова), такая нелюбовь возникла в результате понимания, что общего положения "мыслящие" женщины не спасут, а возможно и усугубят.

"Народ опутан цепью великой, и вы не рубите этой цепи, а лишь прибавляете новые звенья - вот вам мое убеждение". ("Дом с мезонином"). Думается, что под этой фразой, кроме героя, ее произнесшего, мог подписаться и сам автор.

Надо сказать, что "Дама с собачкой" и "Дом с мезонином" очень похожи. Не по содержанию, но по ощущениям, которые эти два рассказа оставляют после их прочтения. Да и детали - мысли о просвещенных женщинах, о том, что мешает двум любящим соединиться - довершают сходство.

Таким образом, мы подходим непосредственно к тексту, к его тематике и проблематике. Тема проста, а для обывателей она еще и повод для довольно скользкой сплетни: курортный роман и его последствия. Но ведь, зная стиль повествования Чехова, нельзя даже предположить, что его целью было изобразить именно пресловутый курортный роман. Копнуть надо гораздо глубже. На мой взгляд, главная цель произведения - показать читателю (особенно, конечно, читателю того времени) то, чего он не замечал раньше: это кажущаяся безвыходность ситуации, будто бы действительно героям лучше отказаться от своей любви, это боязнь самих героев перебороть взгляды общества, боязнь делать самим шаги к своему настоящему, не украденному счастью, их связанность химерными цепями несуществующих обязанностей. И конечно, вполне ясно, что не только герои виноваты в своем бездействии. Это бездействие породило нечто, подобное "темному царству" в "Грозе" Островского. Но это новое "темное царство" лежит не на самодурстве одних и безгласности других, а на всеобщем равнодушии друг к другу и слепоте по отношению а настоящему положению вещей. Яркий пример тому - следующая сцена:

Однажды ночью, выходя из докторского клуба со своим партнером, чиновником, он (Гуров) не удержался и сказал:

Если бы вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте!

Чиновник сел в сани и поехал, но вдруг обернулся и окликнул:

Дмитрий Дмитрич!!

А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!

Как мы видим, этот чиновник, партнер Гурова по игре в карты, равнодушен, слеп и глух. Его интересует лишь состояние собственного желудка, а понятие такта, при наличии которого не будешь вот так отвечать на реплику об очаровательной женщине, ему вовсе незнакомо.

Возвращаясь к теме рассказа – курортному роману, - нельзя не заметить, что тема разбивается на две отдельных подтемы, так или иначе связанные между собой и образующие главную.

Первая, с которой мы знакомимся в начале, – поведение мужчин и женщин на курортах вдали от семьи и привычного образа жизни. Мы видим, как Гуровым овладевает «соблазнительная мысль о скорой, мимолетной связи, о романе с неизвестною женщиной». Позже мы узнаем, что это ему удается осуществить. Теперь мы можем озадачиться: с какой же целью Чехов открывает эту тему? Мне кажется, данная тема предназначена не только для завязки действия, но и служит определенным целям. В самом деле, не просто же так, от скуки, Гуров завязывает это знакомство! Не будь такой предпосылки, как нелюбимая жена, вряд ли бы Гуров изменял ей. Да и Анна Сергеевна не любила своего мужа. Итак, они сошлись от одиночества, инстинктивно ощущая нехватку любви, нуждаясь в ней.

В наше время многим непонятно, как соединяли свои судьбы люди, не испытывающие никаких положительных чувств друг к другу, однако еще в конце 19-го века это было так же реально, как реален сегодняшний день. Вот, я думаю, в чем цель первой подтемы: показать людям, как неправилен семейный союз без любви и уважения, к каким последствиям он может привести.

Вторая же подтема – тема любви и перемен, которые она несет с собой. Встреча с Анной Сергеевной переменила Гурова. Он полюбил ее, полюбил женщину впервые в жизни, испытал в зрелом возрасте все то, что чувствуют юноши: «И только теперь, когда у него голова стала седой, он полюбил, как следует, по-настоящему – первый раз в жизни». И еще вместе с любовью к нему пришло понимание:

Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном охватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и, в конце концов, остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!

Сама любовь изменила Гурова, будто говорит Чехов, любовь может все. И теперь его герой уже не прожигатель жизни, а настоящий человек, умеющий сострадать, быть искренним, нежным.

Разобравшись с целью рассказа, ради чего он был написан, рассмотрим подробно сюжет произведения, его композицию. Среди гуляющих на набережной Ялты появляется новое лицо – дама с собачкой. Это событие – завязка действия. Кстати, экспозиция в данном случае следует за завязкой, а не наоборот. Через несколько дней в саду главный герой – Гуров – с этой дамой знакомится. Так начинается развитие действия. Вместе они гуляют, проводят много времени. Постепенно наши герои – а их двое – привязываются друг к другу, но, как мы помним, у Гурова по отношению к Анне Сергеевне были свои планы. Он мечтал о курортном романе.

После недели знакомства действие внезапно приблизилось к первой наивысшей точке своего развития – первой кульминации. Гуров и Анна Сергеевна пошли в ее номер, и там, по словам Анны Сергеевны, произошло ее падение.

Кажется, что Гуров добился того, чего хотел, и за этим что-то должно последовать. По логике вещей, герои должны либо расстаться и при случайных встречах отводить друг от друга глаза, либо продолжить встречаться.

«Потом каждый полдень они встречались на набережной, завтракали вместе, обедали, гуляли, восхищались морем».

Развязкой явилось пришедшее от мужа Анны Сергеевны письмо, в котором он умолял жену вернуться домой. Вскоре и Гуров уехал домой, думая, что больше они никогда не увидятся.

Однако действие все еще развивается. По приезде домой Гуров не может забыть даму с собачкой, и воспоминание, очень реальное, как тень следует за ним. Он внутренне меняется и, наконец, созревает для того, чтобы снова увидеть Анну Сергеевну. В декабре, на праздниках, он приезжает в С. и наводит справки о том, где живет Анна фон Дидериц. Не имея возможности повидаться с ней днем, Гуров вечером едет в театр в надежде, что она будет там.

Второй кульминацией явилась их встреча. Опять герои стоят перед выбором – быть или не быть вместе и после короткого свидания они вновь расстаются, но теперь в твердой уверенности, что Анна Сергеевна приедет к Гурову в Москву. Такова развязка.

Заключает рассказ повествование о дальнейших встречах героев, однако в полном смысле заключением это назвать нельзя: последний абзац допускает дальнейшее развитие действия и дальнейшие переживания Анны Сергеевны и Гурова.

До сих пор мы не говорили практически больше ни о ком, кроме Анны Сергеевны и Гурова, будто бы остальных героев не существует. Отчасти так оно и есть. Дело в том, что Чехов выделяет только двоих героев – тех, кто способен развиваться. Таким образом, он подчеркивает разобщенность людей, будто они говорят на разных языках. Все вокруг обезличены; даже если их много – присутствия человека не увидишь. Нам даны только два портрета второстепенных персонажей: жены Гурова и мужа Анны Сергеевны, причем даже внешне эти люди непривлекательны, не говоря об остальных их чертах. И роль, которую эти герои играют, всегда отрицательная: они – сила, разлучающая влюбленных.

Портреты главных героев располагают к себе. Она: невысокого роста блондинка с угловатостью в смехе; тонкая, слабая шея, красивые серые глаза. В ней есть что-то «жалкое» (по выражению Гурова), вернее, при взгляде на нее хочется быть сильным и пожалеть ее. Он: «В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин».

Как ни странно, но показан в развитии только один персонаж. Только Гуров коренным образом меняет свою жизненную позицию, а Анна Сергеевна остается практически неизменна, разве что понимает, что она не падшая женщина, и находит в себе силы для борьбы.

Рассказ охватывает временной промежуток приблизительно от полугода до года, точно установить невозможно. За это время действие переносилось из Ялты в Москву, из Москвы в город С. и обратно. По словам автора, герои точно «две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках». Однако даже на расстоянии друг от друга они продолжают мысленно быть вместе.

Итак, на основании вышеизложенного, мы видим, что перед нами по жанру типичный рассказ – небольшое по объему изображенных явлений и событий, а отсюда и по объему текста, прозаическое произведение, в котором действуют герои, представляющие собой определенные индивидуальности. Нам они показаны в известном законченном (то есть, имеющем начало и конец) моменте своей жизни, наиболее полно раскрывающем нам их характеры. Количество персонажей в рассказе невелико и они все, кроме главных, очерчены бегло.

Чехов пользуется литературным языком на протяжении всего рассказа, чтобы показать, что герои принадлежат к так называемому «порядочному обществу», однако из всего многообразия художественных средств использует только портреты героев и пейзажи, точно отражающие душевное состояние героев, подчеркивающие их.

Мы рассмотрели лишь одно небольшое произведение А.П.Чехова, однако видим, как мастерски автор показывает вроде бы незначительные, но влекущие за собой столь многое жизненные ситуации, обрисовывает цельные, исключительно реалистические характеры со всеми их недостатками и умеет донести до читателя не только содержание, но и идеи рассказа, а также дает нам почувствовать себя уверенными в том, что истинная любовь, верность могут совершить очень многое.

"А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!"

Духовное, господа громада, - это вам не киса чихнула. Духовное суть возвышенное, облачно-высокое, не имеющее ну ничего общего с осетриной. Это не тот душок, это другой душок, чтоб вы понимали.
Духовный человек глядит на мир, лежащий у его высоких и легких ног, с усталым презрением. Пигмеи, которые копошатся где-то там, внизу и решают мерзкие проблемы, связанные фу, гадость! с деньгами, сексом, хлебом и зрелищами, ему не товарищи и не братья. Им, гагарам, недоступны все те ценности, которые сами укладываются штабелями в обширных амбарах воспарившей души: нельзя служить одновременно Духовному и Маммоне, тем более Эросу.

Духовного человека не обманешь, он-то знает: заработал деньги продал душу. Поэтому духовный частенько стреляет червонцы у подвернувшихся грубых материалистов. Ах с каким наслаждением духовный освободился бы от презренного тела, которое постоянно хочет кушать, ссскотина! Глядя в зеркало, духовный видит отражение собственной ослепительно прекрасной души - разумеется, в белых одеждах. Глядя на материалистов, он видит химер, мегер, гарпий и фурий.
Духовный человек непременно религиозен. Какую религию он исповедует не имеет значения. У него прекрасные приятельские отношения с любой Божественной Сутью, которая исправно и с удовольствием удовлетворяет все нужды духовного. Согрешил - к примеру, послал ближнего в пешее эротическое путешествие? Ничего страшного, покайся и будешь как новенький. Злоупотребил алкоголем? Как я тебя понимаю, человече, мир такой грубый. Проспись, опять же покайся, и твои одежды снова белы, аки снег на вершине Килиманджаро. Удобно, когда у тебя в корешах Божественное, не правда ли? Недаром Иудушка Головлев поучал неразумную племянницу: "Хорошо, голубушка, коли кто с Богом в ладу живет!". Есть такая миссия - искоренять и обличать, и для ее выполнения все средства хороши.
У духовных людей есть один убойный аргумент, которым они, как кувалдой, по самые уши вколачивают в грешную землю бездуховных материалистов. Наверное, вы уже поняли, о чем я: "С собой в вечность не возьмешь ни квартиру, ни машину, ни деньги, ни вещи!". Легче верблюду пролезть сквозь ушко иглы Карла Лагерфельда, чем самому Лагерфельду попасть в небесное царствие, ведь он такой богатенький Буратино. И действительно: на что рассчитывать априори бездуховным материалистам, ежели все сладкие райские кущи уже нарезаны по шесть соток и зарезервированы за распираемыми благостью праведниками?
Только вот любопытный парадокс: ежели высокодуховному существу удается каким-то макаром обрести материальные блага, то менталитет персонажа довольно быстро претерпевает ряд волшебных изменений... Но это уже другая история.
То же и с эротической составляющей бытия. Самые страстные проповедники аскезы получаются из бывших сластолюбцев, впавших в чресельную немощь, и из престарелых, вышедших в тираж экс-веселящихся дам. Ну в самом деле, чем еще заняться "бывшей девушке", которая более не представляет интереса для противоположного пола? Обличением и бичеванием. Нет, не себя, конечно, ведь она уже над схваткой, она нынче духовная, а окружающих, до краев наполненных порочными страстями. Ишь распустились, сосуды скудельные. Креста на вас нетути...

И конечно, только из самых благих побуждений духовный человече пристрастно копается в чужих жизнях. Вам не помогут сто замков и сто дверей: духовный ведь прозорлив, и если какие-то факты вашего бытия ему недоступны, он их выдумает... простите, они ему откроются. И как дважды два докажет, что вы не то что неправильно живете, а лучше бы вам и вообще не жить. Потому что ему, духовному, больно находиться на одной планете с таким ничтожеством.

(От духовной деградации к возрождению героя)
То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может, есть нормальное состояние человека. Влюбленность показывает человеку, каким он должен быть.
А. П. Чехов. Из записных книжек
Как это ни странно, но у юного Чехова совсем нет рассказов о любви. Поэзия, красота мира предстает перед Антошей Че-хонте как ненужная, неуместная иллюзия в мире толстых и тонких, хамелеонов, унтеров пришибеевых, в мире людишек, которым она “ни к чему”, из нее штанов не сошьешь, стало быть, “она нам без надобности”,
Красота, любовь возникают в ранних рассказах Чехова как мимолетный проблеск, маленький просвет, как кусочек чистого синего неба, заволакиваемого свинцовыми тучами. Но с каждым годом все сильнее свет, пробивающийся сквозь тучи. В “Припадке”, в “Палате № 6” действие происходило как бы во мраке. До рассвета еще далеко... В “Учителе словесности” развертывается борьба любви и пошлости. Эта борьба происходит на фоне поэтического сада, образ которого проходит сквозь все творчество Чехова 90-х годов XIX века. В чудесный весенний сад выбегают Никитин и Манюся... Но прошел один только год, снова весна, и Никитин уже не помнит, не думает о саде, как будто “раззнакомился” с ним.
А как поэтична встреча человека и красоты в “Черном монахе”, какой необыкновенный сад окружал Коврина - “царство нежных красок”. Но прошло время, герой снова возвращается в сад, но уже не замечает роскошных цветов; красота уже не доступна ему, словно не узнает его...
“Пойдемте в сад”, - умоляет Екатерину Ивановну доктор Старцев. Там, в тихом тенистом саду с темными листьями на аллеях, у старого раскидистого клена, он хочет сказать ей о своей любви. Но, едва вспыхнув, гаснет любовь, и, очутившись снова, спустя несколько лет под старым кленом, он уже ничего не чувствует. Сад, любимая скамья, старый клен, любовь - все это заслонили смятые бумажки, “которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием, и огонек в душе погас”.
В “Даме с собачкой” человек и красота словно узнали друг друга, улыбнулись друг другу и не могут больше расстаться. Гуров и Анна Сергеевна вместе с любовью открывают красоту человечности. Греховное, нечистое с точки зрения сытой, равнодушной, ханжеской морали увлечение оказалось подлинной любовью. В начале рассказа Гуров выглядит и ведет себя как человек без иллюзий. Женился - вернее, его женили, - жену свою он считал недалекой, узкой, неизящной, часто изменял ей. Давно сказав себе: “Прощайте, иллюзии”, - он примирился с этим и стремился удобней и приятней использовать ту жизнь, какая есть, не думая ни о какой другой. Горький многократный опыт приучил его, что всякое сближение (о любви он не думает) ничего нового не приносит; женщина для него - “низшая раса”; тем не менее при всякой новой встрече с интересной женщиной он об этом забывает: “хотелось жить, и все казалось так просто и забавно”.
Вот и теперь, встретившись с молодой дамой невысокого роста, блондинкой, в берете, гулявшей с белым шпицем, он без лишних мудрствований и колебаний старается завязать с ней знакомство - простое и забавное. “Если она здесь без мужа и без знакомых, - соображал Гуров, - то было бы нелишне познакомиться с ней”.
Уже сама интонация гуровских рассуждений многое рисует его облике, придает завязывающемуся роману характер курортного знакомства. Этому впечатлению способствует и на эедкость точное: “соображал Гуров”; он не мечтает, не ожидает, не надеется, а именно соображает - спокойно, рассудительно, деловито. И позднее, уже простившись с Анной Сергеевной - так звали даму с собачкой, - оставшись один на платформе, он думает о том, что вот в его жизни было еще одно похождение, оно тоже кончилось, и осталось теперь воспоминание.
А потом Москва, первый снег, морозы, звон колоколов, рестораны, клубы, званые обеды, юбилеи - шумная, спокойная, обычная, разученная и размеренная московская жизнь, такая же, как и у других. Но есть теперь у него в душе маленький просвет, который отличает его от других: воспоминание о даме с собачкой. Московская жизнь закружила его, и это светлое пятнышко на привычном фоне повседневного быта, наверное, скоро потускнеет. Пройдет какой-нибудь месяц, и Анна Сергеевна, казалось ему, покроется в памяти туманом и только изредка будет сниться с трогательной улыбкой, как снились другие.
Так и должно случиться, так и случалось обычно с героями Чехова. Так и случилось с Ионычем - у него даже и воспоминания-то о любви не осталось; когда речь заходила о семье Котика, о Туркиных, он спрашивал: “Это вы про каких Тур-киных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?” Здесь пошлость победила любовь. Но то, что было концом, печальной развязкой для многих чеховских героев, стало для Гурова и Анны Сергеевны только началом. “...Прошло больше месяца, наступила глубокая зима, а в памяти все было ясно, точно расстался он с Анной Сергеевной только вчера. И воспоминания разгорались все сильнее”.
Он думает о ней, о ее тонкой, слабой шее и красивых серых глазах, о несмелых, угловатых движениях неопытной молодости, вызывающих неловкое щемящее чувство и даже растерянность - “как будто кто вдруг постучал в дверь”. И не только об этом думает Гуров. Вместе с увлечением молодой, красивой женщиной, с поездками в Ореанду, с прогулками, отдыхом среди моря, гор и облаков, открылись ему такие чудесные подробности, каких он раньше не замечал. Вслушиваясь в шум волн, Гуров “думал о том, как, в сущности, если задуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве”. Интересно, что в первоначальном тексте говорилось: “Почти каждый вечер, позже, они уезжали куда-нибудь за город, в Ореанду, шли на водопад; и прогулка удавалась, впечатления неизменно всякий раз были прекрасны, величавы, Гуров наслаждался, хотя и осознавал, что эти впечатления ему ни к чему, совсем не нужны, так как его жизнь не была ни прекрасной, ни величавой, и не было желания, чтобы она когда-нибудь стала такою”.
Затем Чехов изменил текст, изменил потому, что он был неточным, неверным. Вместе с воспоминаниями об Анне Сергеевне в душе героя воскресают и туманный рассвет в горах, и пароход из Феодосии, освещенный утренней зарей, без огней, и многие другие “таинственные и тоже красивые” картины и детали. Чехов вычеркнул слова о ненужности прекрасных и величавых впечатлений потому, что, отдаваясь им в воспоминаниях, Гуров сам “казался себе лучше, чем был тогда в Ялте”; вместе с этими впечатлениями прокрались в его душу тревога и какая-то странная настороженность по отношению к окружающей его жизни. Он не решается заговорить о своей любви: не с кем. Но однажды, выходя из докторского клуба со своим партнером по картам, чиновником, он не удержался: - “Если б вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте”. Чиновник сел в сани и поехал, но вдруг обернулся и воскликнул: - Дмитрий Дмитриевич! - Что? - А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!” Только что они стояли рядом, два чиновника, два партнера... И фраза Гурова об “очаровательной женщине”, обычная, даже чуть пошловатая - из застенчивости, из стремления Гурова сказать о своей любви так, как обыкновенно говорят, - фраза эта внешне не выпала еще из стиля их беседы; Гуров только начинает разговор, его томит желание хоть с кем-нибудь разделить новые, нахлынувшие впечатления. Но прозвучал ответ обывателя, и сразу пахнуло в душу Гурова нестерпимой пошлостью; перед нами уже не два партнера, но два человека, за которыми встали два мира: мир застенчивой любви, красоты, природы и мир духовной и утробной сытости - мир “дамы с собачкой” и мир “осетрины с душком”.
Эти слова “осетрина-то с душком!” - “такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми”. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном отхватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!”
Он не спит ночь, все опостылело ему, а потом, вдруг собравшись, уезжает. “Зачем? Он и сам не знал хорошо”. Он стремится к ней, к Анне Сергеевне, и не только к ней: он стремится к тому миру чувств и мыслей, что пробудился в нем тогда, среди гор, моря, облаков, широкого неба, пробудился и зовет, манит, не дает покоя, мучает и тревожит.
Провинциальный город, где живет дама с собачкой, встречает его серой, какой-то застоявшейся жизнью. Здесь все серо: в лучшем номере гостиницы “весь пол был обтянут серым солдатским сукном”, на столе чернильница “серая от пыли”, - и укрывается Гуров “дешевым, серым, точно боль- ничным, одеялом”. А против дома, где живет его любовь, его счастье - дама с собачкой, - тянется забор, “серый, длинный, с гвоздями”.
Когда мы читаем про все эти детали, серые предметы, может показаться, что Чехову чуть ли не изменяет чувство меры: так настойчиво окрашивает он все в один безнадежно серый цвет. Но, читая эту сцену, мы почти не замечаем повторения, все детали создают одну тональность, одно общее настроение, одно ощущение человека, крторому кажется, что он “в сумасшедшем доме или арестантских ротах”. И глубоко оправданными оказываются тогда и серое солдатское сукно, и-серое, точно больничное, одеяло, и длинный забор с гвоздями, проклятый, ненавистный серый забор... Против всего этого гнетущего мира встала невысокого роста блондинка, с тонкой, слабой шеей, с красивыми серыми глазами, обыкновенная женщина, “ничем не замечательная”, даже с вульгарной лорнеткой в руках, женщина, которая стала “его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя”.
Его жизнь разрывается на две части, словно двоится. Серый забор и - красивые серые глаза, “любимое серое платье”; плохой оркестр, дрянные обывательские скрипки в провинциальном театре - и музыка, звучащая в каждом ее слове. Две жизни теперь у него: “одна явная, которую видели и знали все, кому это нужно было, полная условной правды и условного обмана, похожая совершенно на жизнь его знакомых и друзей, и другая - протекавшая тайно. И по какому-то странному стечению обстоятельств, быть может случайному, все, что было для него важно, интересно, необходимо, в чем он был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, все же, что было его ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в банке, споры в клубе, его “низшая раса”, хождение с женой на юбилеи, - все это было явно”.
Любовь, красота, природа, мысли “о высших целях бытия”, о своем человеческом достоинстве” - все это не сон, не призрак, не иллюзия, все это вне жизни, но зерно жизни, ее скрытая, непризнанная, но пробивающаяся сквозь оболочку лжи основа - вот самая дорогая, сокровенная мысль “Дамы с собачкой”. Посвященный истории одной любви, рассказ этот неизмеримо богаче и шире. Это рассказ о том, как любовь изменила героев - Гурова и Анну Сергеевну, - сделала их выше, чище, человечнее, позвала к настоящей, прекрасной жизни.
Чехов утверждал красоту не особых, избранных людей. Свою любимую героиню, трогательно-несмелую, доверчиво-чистую “даму с собачкой” он не стремится овеять атмосферой таинственности, “избранности”, не ставит ее над жизнью, над другими людьми; напротив, художник все время как бы напоминает читателю о том, что перед ним обыкновенный человек, простой и ничем особым не примечательный. Но само понятие это - “обыкновенный человек” - таит в себе столько богатства и красоты для Чехова, что нет для него никакой нужды искусственно приподнимать, возвеличивать героев, делать их избранными личностями.
В отличие от “Ионыча” - этот рассказ не о деградации героя, но, наоборот, о его духовном пробуждении. Любовь возродила его. Он уже не вернется к прежней духовной спячке, ему опротивели “неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном и том же” - иначе говоря, все то, что оказалось сильнее Ионыча.