Мама и папа у меня врачи. Папин род очень важный, княжеский, татарский. Очень разветвленное генеалогическое древо нашего рода, но отец не жил с нами - мне не было года, когда они расстались с мамой, и видела я его не больше десяти раз в жизни, но все эти встречи помню очень ярко. Он был красавцем, любимцем женщин, разбивателем сердец. То много работал, то кутил с друзьями. Помнится, что все его любили. Именно он первый раз в моей жизни подарил мне духи настоящие, с запахом ландыша - я такие себе иногда покупаю в честь его, и туфли на высоком-высоком каблуке. Но одну туфлю после его очень ранней смерти разорвала собака, и у меня, завернутая в бумажку, теперь хранится только одна - оставшаяся. Как у Золушки.

Только я их так ни разу и не надела. Он их принес незадолго до своей смерти, а я уже во ВГИК поступила. Меня сфотографировал парень с операторского факультета, и отец выпросил одну мою фотографию в профиль и спрятал в пиджаке. Это была последняя наша встреча. А мама так и не вышла замуж больше. И так как она очень много работала, а зарплата у врачей была ужасно маленькая, нужны были дежурства и приработки всякие, я все время торчала либо на продленке в детсаду, либо у бабушки с дедушкой на каникулах. Дедушка мой был важным начальником - главный инженер на заводе, а бабушка работала урывками, отслеживала красавца дедушку, писала стихи, вела активную общественную деятельность: была и старшей по дому, и членом партии, и все время собрания вела во дворе. Там драмы какие-то разгорались, и ей даже как-то ее «враги» вызвали «Скорую помощь» из психбольницы.

А я такая под дверью стою между санитарами и бабулей... Конечно, она заговорила санитаров, и они ее не забрали.

Короче, бабушка была яркой необузданной личностью, могла не понравившуюся ей женщину на партсобрании лопаткой для цветов ударить прямо по прическе - раньше носили такой начес из волос, бабетту. Сама видела, как бабетта эта сдулась и набекренилась под ударом. Моя бабуля всегда душилась «Красной Москвой» и приучила меня к этому запаху. И теперь эти духи - мои самые любимые. Бабушка всегда ходила в цветастых платьях, надушенная, с сумочкой, с завивкой на голове - ее тогда делали на полгода в парикмахерских, и еще сурьмили очень сильно брови, их месяц нельзя было отмыть. Бабушка была украинских кровей и польских, а дедушка, чью фамилию я ношу, скрывал, кто он, я только знала, что отец его был белым офицером и дальше - тайна.

Конечно, все каникулы я проводила у бабушки и дедушки, а школу ненавидела.

- Помните ли вы, как познакомились с Кирой Георгиевной?

Это было на кинофестивале «Арсенал». Я только закончила сценарный факультет ВГИКа, и мою курсовую работу опубликовали в журнале «Киносценарии» - тогда этот альманах читали все кинематографисты. Его главным редактором был потрясающий сценарист [Евгений] Григорьев, он часто издавал дебютантов, давая им некий старт и шанс в профессии. И Кира прочитала меня и хотела даже поставить мой первый опубликованный сценарий «Принципиальный и жалостливый взгляд Али К.» - кстати, это в чем-то взгляд и Киры Георгиевны тоже, очень принципиальный и жалостливый.

И вот через какое-то время я приезжаю на «Арсенал», была ночь и салют, вдруг ко мне подбежали и сказали, что только что приехала Кира Муратова! Я так и подошла к ней представляться - под взрывы и вспышки петард. После она мне сказала: «Мы совершенно вас другой представляли!» «Мы» - это она и ее муж, художник и соратник Женя Голубенко. Прошло почти тридцать лет с того дня.

- И каким было ваше первое впечатление, какая она, великая Муратова?

Первое впечатление от нее - то, как она пронзительно смотрела и какая была добрая и веселая одновременно. Кира в меня всегда вселяла какую-то радость - это было необъяснимо - или она меня очень удивляла, даже критикой, настолько она была парадоксальной. Как какая-то совершенная математическая формула, вот такими иногда были ее высказывания.

- Менялась ли с годами ваша дружба?

Не могу сказать, что это была дружба. С моей стороны - кто я была в начале нашего пути? Двадцатиоднолетняя выпускница сценарного факультета. Для меня Кира была чем-то большим, чем режиссер или друг, - я восприняла ее сразу как Учителя, а это как родственная связь. Когда меня кто-то критиковал или обижал, она всегда меня защищала - а я уж тем более, как если бы кто-то оскорблял мою маму. Вот такое у меня было отношение к Кире.

Потеряв ее сейчас, осознаешь, как любишь этого человека. Я ее очень любила. Она меня открыла, научила многому - почти всему в кино. Она всегда была беспощадно честна со мной. Да и со всеми. И она постоянно изумляла меня своими жизненными и творческими установками и своею дерзостью, которая бывает только у очень юных. Никогда я не чувствовала ее возраста - всегда она размышляла как молодая. И была добра и благородна, как будто все человеческие предательства и несчастья не испортили ее отношения к людям.

Мешало ли вашему общению то, что она жила в Одессе, а вы в Москве? Насколько вам обеим было комфортно в современной политической ситуации?

Физическое расстояние держало между нами священную дистанцию. Не политическую. А так, я последние несколько лет обещала, хотела приехать к ней, а вот приехала только на похороны…

Я сколько помню, на одесской киностудии, где она снимала свои фильмы, а я, соответственно, вместе с ней - там всегда было полуобитаемо, без отопления. Мы озвучивали фильмы в звукоцехе в дубленках и куртках. Однажды на мне загорелась песцовая шуба от обогревателя, но все обошлось, а сама студия сгорела через полгода окончательно - дотла.

Так и не дождались мы за эти тридцать лет ее расцвета… Кино становилось все сложнее и сложнее запускать, доставать под проекты деньги, а потом эта политическая ситуация поставила крест на финансировании из России. Кира словно жила в своеобразной южной ссылке - в единственном числе, ни с кем не смешиваясь и храня себя. И в Москву она переезжать отказывалась.

© Ксения Поггенполь

Вы ведь учились на сценарном во ВГИКе, и только Муратова смогла открыть в вас актерское дарование. Как же ей удалось убедить вас попробовать себя в иной ипостаси?

Уже когда я училась на сценарном факультете ВГИКа, меня много приглашали сниматься, даже известные режиссеры, а я всегда держалась своих принципов - не быть актрисой - и отказывалась. Но с Кирой Георгиевной как я могла вообще что-то решать? Кира позвала - я сразу согласилась, как солдат, настолько я ее уважала. И для меня вмиг зажглось счастье - быть рядом с ней на площадке и узнать - как это бывает, когда снимают гениальное кино.

- А каким был ваш первый день на съемочной площадке?

Важнее были первые пробы - когда я вдруг произнесла свои монологи, которые написала сама для себя в фильме «Увлеченья» , и сыграла. Мы все вместе подошли к монитору и стали смотреть мои пробы. И вдруг все заулыбались и даже засмеялись, глядя на экран и на меня в роли медсестры Лили. Мне было дико на себя смотреть в экране, но одновременно это было так странно интересно… И тогда я поверила Кире Георгиевне, что я смогу у нее сыграть, - поверила окончательно и бесповоротно и больше никогда не сомневалась.

Она открыла во мне эту дверь - быть у нее актрисой, больше ни у кого я так не могла играть. Только у моей любимой Киры, у которой я могла быть самой собой или той, которую хотела Кира. С ней у меня получалось все. Это нескромно, но это правда. И это ее заслуга и магия.

Без Киры Георгиевны вы бы не были актрисой, а без чего ее не могло бы быть? Что (или кто), на ваш взгляд, на нее оказали сильное влияние?

Она всегда говорила про Сергея Герасимова, своего учителя во ВГИКе, с обожанием. Он ее любил взаимно и всегда ей помогал - она была его любимой ученицей на том режиссерском выпуске. Еще она любила Параджанова, с которым дружила, и он был даже в нее по-особому влюблен. Она любила Германа-старшего, очень любила Сокурова - мы вместе на Берлинском фестивале бежали смотреть его фильм прямо со своего показа, так она боялась опоздать! Она любила своего мужа Женю Голубенко - своего соратника и своего художника, своих внуков и всех своих актеров на площадке… Наверно, она могла бы и без них свершиться, настолько она была сильная, но она свершилась вместе со всеми своими такими любовями… Были нелюбви тоже, но любви было больше.

- А было ли что-то в Кире Георгиевне, чего вы не понимали?

Понимать или не понимать Киру - так никогда не было с ней. Вот если ты любишь человека, ты его таким принимаешь - рано или, раскаиваясь, поздно.

Отрывок из фильма «Три истории» Киры Муратовой

Довольно часто наряду со знаменитыми актерами она предпочитала снимать непрофессиональных. Как вы думаете, почему?

Я тоже у нее научилась этому - снимать непрофессиональных актеров - зато личностей, персонажей! Она всегда говорила про ложку дегтя в бочке меда, иначе слишком сладко.

А насколько она обращала внимание на музыкальное сопровождение в фильме, работала над ним? Какую музыку слушала?

При мне, на моих глазах Кира полюбила Земфирину музыку - как-то эти две гениальные женщины прониклись друг к другу. Кира пришла к ней на концерт в Одессе - Земфира ее пригласила и спела в строчках своей песни: Я недавно увидела этот фрагмент и заплакала.

- Было ли у нее что-то, что она мечтала экранизировать, но не сделала по тем или иным причинам?

Ей не разрешили снять «Княжну Мэри» по Лермонтову. Собрали какое-то собрание на Одесской киностудии, заклеймили, закрыли картину, уволили из режиссеров, смыли снятые негативы - ей пришлось работать в библиотеке киностудии, чтобы на что-то жить… А потом она все равно сняла много гениальных картин.

- Какой главный жизненный урок она вам преподала? Что в Ренате Литвиновой воспитано Кирой Муратовой?

Мой главный жизненный урок от Киры - быть поодаль, одной, отдельной. Уметь пойти против всех. Уметь быть раздражающей - уметь смириться с непониманием и все равно продолжать. И она меня научила любить кино. И прощать. И быть женщиной-режиссером - тоже научила она. Она как второй мой университет, который длился почти тридцать лет.

И она меня научила когда-то: «Хотите я открою вам секрет? Монтируется - все! Нет никаких правил!» Вот в этом зазоре, где нет правил, там и укрываются все гении.

А чем в итоге закончилось противостояние с пограничной службой Украины? В новостях говорили, что вас могут не пустить на прощание.

Хоть мне говорили, что меня могут не пустить на границе с Украиной, я все равно не могла не поехать к Кире. Из Москвы мы летели через третью страну, чтобы приземлиться в Одессе, - прямых рейсов с Украиной у нас теперь нет. На паспортном контроле у меня взяли отпечатки пальцев и пропустили - это заняло минуты три. А в самой Одессе люди были очень добрые.

Похороны прошли, как завещала Кира, - без речей, приглашенных, прощаний и поминок, она это ненавидела. Она хотела, чтобы ее сожгли и не было могилы. Это были самые светлые похороны в моей жизни. Все было так, как она хотела. Даже в своих похоронах она была самая крутая. Но пока мне до сих пор не осознается, что больше никогда мы не запустим ее камерный и малобюджетный фильм в Одессе.

Режиссер, актриса, сценарист, светская львица и главная богиня отечественного кинематографа дала новое интервью, в котором рассказала обо всем и сразу: и про планы на Новый год (в гостях у друзей), и про новый проект с , и про грядущие президентские выборы (спойлер: Путин — лучше всех) и даже про Ксению Собчак.

Полная версия интервью появится только в январе, пока же в сети доступен небольшой отрывок..

Про харассмент

Вы знаете, у меня даже не было шанса вот так с кем-нибудь переспать, чтобы куда-нибудь там после этого рвануть. Но, разумеется, я знаю случаи, когда режиссеры используют свое положение и могут приставать. Со мной тоже бывало такое, но это было так смешно! И это все равно не было сопряжено с тем, что моя карьера была под угрозой и меня насиловали или принуждали.

Я матерая дама, попробуй ко мне пристань. А потом, может, ко мне никто и не пристанет в моем возрасте. Я тоже отдаю себе в этом отчет.

Не представляю, чтобы меня взяли и заставили что-то такое делать. Особенно такой страшный мужчина, как Вайнштейн. Это просто невозможно. Столько даже не выпить...

Про Гошу Рубчинского и Земфиру

Мы запускаемся с нового года с фильмом, который будет сделан по мотивам моей пьесы " ", которая сейчас идет во МХТе. Моя мечта — что мы наконец-то снимем этот фильм.

Земфира будет писать музыку к фильму. Для " " она написала совершенно выдающуюся музыку. Это живущий среди нас гений.

Рената Литвинова в спектакле "Северный ветер"

Про Путина

Про балет "Нуреев" и дело Кирилла Серебренникова

Хорошо бы его еще доделать. Есть некоторые , которые сделаны совершенно блестяще, а в некоторых сценах было видно, что это сырые наброски. Но все равно это совершенно потрясающая идея сделать эту биографию.

Я так печалюсь <за Кирилла>. Я, конечно, хочу, чтобы его скорее и все это скорее решилось. Это мой коллега, и я очень переживаю за него.

Про Ксению Собчак

Мы все знаем очень много о . Это единственный кандидат, который очень прозрачен. Но то, с какой силой она рванула, с достаточно сильной командой... Это вызывает вопросы: откуда возникла эта идея, что, будучи просто редактором глянцевого журнала и достаточно успешной телеведущей и журналисткой, она вдруг возымела ? Это достаточно неожиданно и, может быть, даже подозрителньо.

Но я вижу, как это ей приносит счастье, как она получает удовольствие... Кто стоит за ней — я не понимаю.

Про политику

Мне нравятся женщины, которые хотят быть в политике. Но к политике я отношусь как к самому грязному жанру.

Фото Кадры из видео/Instagram

Автор пьесы, режиссер и актриса - Рената Литвинова едина в трех лицах в своем новом спектакле «Северный ветер» в МХТ имени А. П. Чехова. L’Officiel Russia расспросил Ренату о трудностях работы над постановкой, дружбе, любви, семье и планах на будущее (как всегда - амбициозных).

07.08.2017
Ксения Собчак

Reading time 3 minutes

Часть 1. О спектакле «Северный ветер»

Рената, давайте начнем с нашего информационного повода. Почему вы решили делать этот спектакль?
Я села и вдруг начала писать пьесу. Я никогда не писала пьесы, хоть и закончила сценарный факультет. А что такое сценарий? Это то, что видно и слышно. Нечто близкое к театру, где ты не можешь написать: «Герой почувствовал то-то, у него в голове пронеслась вся жизнь». Если в кино применяется закадровый текст, это уже от отчаяния.

У нас ведь со сценаристами туго.
Да, это системная ошибка: Россия — пишущая страна, поставляющая миру выдающиеся тексты. Но это совершенно разные жанры — писать прозу и выстраивать диалоги в кино, в театре — наполнять скелет мышцами и прочими деталями, включая кожу. Например, я обожаю сочинять диалоги, я про себя это знаю. Иногда начинаю с какого-то наброска разговора, выстраиваю из него дом, в котором разговаривают эти герои.

Почему вдруг театр? Вам нравится играть на сцене?
Я люблю конкретно МХТ им. Чехова и нигде никогда больше не играла. Я играю в этом театре больше десяти лет, но если выбирать — актерство или режиссура, я выбираю авторство: сидеть под сценой, под камерой и выстраивать — сочинять свою концепцию мира. И иногда вскакивать в обслуживающей роли, которая бы помогала героям.

Какая вы в работе? Жесткая, нервная, долгая, стремительная?
Недолгая, кстати. У нас никогда не было репетиций до ночи. В длинных репетиционных периодах, несомненно, есть плюсы, но и минусы, когда утрачивается свежесть и адекватность восприятия. И кстати, я никогда не оскорбляю — я очень люблю своих артистов, но я требовательна. Некоторые люди, например, наш театральный звукорежиссер Галя не понимала «моего языка» и все время просила Земфиру перевести по-русски, что я такое ей сказала. А Земфира ее как раз понимала и защищала от меня. Я же вскипала!

Хочется больше про ваши репетиции, про сам спектакль…
Читки, репетиции и поиски я начала еще зимою, дописывая параллельно роли под своих актеров, проникаясь к ним и в них. В спектакле есть настоящие, выдающиеся актерские открытия — «куски, монологи, нити в ковре». У меня блистательный актерский состав — ансамбль: Софья Эрнст, Кирилл Трубецкой, Надежда Калиганова, Павел Ворожцов, Евгений Перевалов, Римма Коростылева, Мария Фомина… Люблю всех! Некоторых мне открыл Костя Богомолов — он оказался настоящим «геологом талантов» — ищет их и очень им помогает! Включая и меня. В каком-то смысле это очень нетипично и очень щедро с его стороны — делиться своими наработками.

«Вообще сам МХТ — такой театр, где любят открывать и давать шанс. И помогать, чтобы все состоялось».

В МХТ есть свои «ангелы театра» — Ольга Семеновна Хенкина, например. Она словно из «Театрального романа» Булгакова, театр — для нее все. Иногда я искренне предполагаю, что она живет внутри театра или театральных стен, тайных лабиринтов и появляется в нем, как все волшебники, — из ниоткуда, путем трансгрессии, потому что я не вижу ее вне театра. И Олег Павлович Табаков меня когда-то поразил своей силой и дерзостью, когда все были против, а он был за: за Шапиро — режиссера и за меня в роли Раневской — тогда мы выпускали «Вишневый сад». Двенадцать лет назад. Я это ему никогда не забуду и буду всегда благодарна. А вы не заметили, что благодарных очень мало? Я же всегда и до последнего помню, что человек помог, сделал добро…

Не могу не спросить о композиторе Земфире и художнике Рубчинском…
Как вы знаете, Земфира — мой пожизненный соратник, не побоюсь этой характеристики, прижизненный гений, теперь наш «список» пополнил и Георгий. Я, кстати, его принципиально называю не Гошей, а Георгием. Мне так нравится не сокращать его имя, а именно хранить в оригинале. Если вкратце, это друзья и даже больше. В любых проектах мы будем вместе. Это профессионалы, истовые работники, честные и искренние люди — мы через многое прошли, особенно с Земфирой. Еще к нам присоединилась Софья Павловна Эрнст — такой же верный друг и трудоголик — актриса моих проектов, альтер эго и вечный мотиватор. «Что уж тут скрывать или молчать (здесь цитирую Чехова), я люблю их».

Часть 2. О женщинах, которые вдохновляют

А почему, Рената, дочь свою не тянете в профессию? Мне кажется, это было бы логично.
Ну, когда нам были нужны бесплатные артистки в кино, и когда мне некуда деваться, и когда каникулы при этом… Она же учится! Я не хочу человека отрывать от учебы. Это несерьезно, во‑первых. А во‑вторых, я не из тех родителей, которые безжалостно продвигают ребенка в кино или на сцену, чтобы потом ими гордиться. Это так тяжело, особенно бездарным, так ранимо потом этим детям.

Где вы живете?
На Патриарших, недалеко, моя первая квартира, которая у меня появилась… Сколько же мне было? Тридцать семь, что ли?..

Патриаршие — ваше любимое место в Москве?
Я не могу сказать про район. Мне нравится моя квартира. И парижская мне тоже симпатична.

Парижская, наверное, как московская, с антиквариатом?
Нет, слава богу, она не забита ничем. В московской мне не хватает пространства, я все думаю, наверное, переселиться куда-то попросторнее. Я когда-то купила эти сто метров, а сейчас уже не влезаю в них.

Хотелось бы вернуться к теме «дочки-матери». Вы живете не по фильму «Осенняя соната»?
Да господь с вами! С чего вы такое взяли?

То есть у вас нет конкуренции с дочерью?
Нет, конечно. Какая может быть у меня с ней конкуренция?

Она красивая, молодая, успешная.

«Она красивая, молодая. А в чем конкурировать? Я могу встать на ее защиту и конкурировать с ее оппонентами, но никогда — со своим ребенком».

Но последнее время я защищаю ее поклонника от нее. Такой хороший мальчик: встречает, провожает. Она уезжает в Лондон сейчас учиться, и он вздохнул, сказал, что будет копить деньги, чтобы к ней ездить на выходные. Из Парижа. Это же круто, так романтично. Где такие берутся?

Вы такой стильный человек, что про любую вещь можно сказать — это Ренатино или не Ренатино.
А вот дочь бы с вами не согласилась, она не подчинилась моему стилю. «Ты во все черное одета, во все длинное, закрытая». Просто наступает такой возраст, когда нужно больше закрывать, чем открывать. И количество открытых мест уменьшается с каждым годом.

Вы часто с ней появляетесь в прессе, приходите на Бал дебютанток.
А что было делать? Она очень хотела на этот бал! Скажу честно: как же я ее отговаривала! Особенно папа старался! Но пришлось пойти. Я даже потратилась на учителя по вальсу! А вальс не пошел как-то, сложно это оказалось, я и сама его никак не могу высчитать по кружениям и шагам… Давайте уже не про нее, а то она меня за это осудит, что я ее обсуждаю и раскрываю всякие секреты.

Самый мой любимый ваш проект — вы делали его довольно давно, о нем мало кто помнит — назывался «Нет смерти для меня».
Это был первый мой документальный фильм. И пока последний, кстати.

Вы в нем разговаривали с прекрасными русскими актрисами — Мордюковой, Окуневской, Васильевой, Смирновой, Самойловой…
Все умерли уже. Только Вера Васильева жива.

Это были беседы о смерти, о старении. Важные женские темы.
И в финале наших съемок мы говорили о мечте — и все мечтали знаете о чем? О роли. Вы не поверите! Ничего им не надо было, только роль. Представляете? Какие мы проклятые все — в кино и театре. На самом деле не нужно много ролей — нужна одна, главная, как у Самойловой в «Летят журавли».

А с кем сегодня из ваших современниц вам было бы интересно поговорить?
Уникальные женщины есть у меня сейчас в спектакле — актриса Раиса Максимова, ей девяносто лет. Она сурова и абсолютный профессионал, рассказывает уникальные истории — еще дореволюционные мысли столетней давности.

«Например, про Мельпомену, покровительницу театра, — нужно служить ей верно, а если изменишь, нет мстительнее музы! Наказание последует самое жестокое!»

Это как раз для молодых актеров — вдруг прочитают наше интервью — чтобы знали… У меня есть моя покровительница — преподаватель сценречи Анна Николаевна. Когда-то она мне поставила «посыл звука» в зал, когда я начала репетировать Раневскую в «Вишневом саде». Она работала с Ефремовым Олегом — он тоже, как вы знаете, совмещал режиссуру и актерство и, когда был на сцене, просил ее контролировать спектакль. В последние годы у него был дыхательный аппарат, при этом Ефремов продолжал курить! Какой образ! Но я не договорила о совершенно выдающейся Мордюковой из моего режиссерского кинодебюта. Вот она была, конечно, клондайк, на съемках показала просто «край платка» своей личности. Вот она была настоящая Повелительница Ветров! Гений.

Из ваших современниц, скажем так, с кем сейчас, вам кажется, интересно поговорить на эту тему? С  Земфирой?
Земфира — гений прижизненный. С ней мы делали фильм «Зеленый театр в Земфире», где уже было большое интервью… А Земфира, как вы знаете, никогда не повторяется. Еще Кира Муратова — чрезвычайно дерзкая, парадоксальная и очень настрадавшаяся — вот кто бы мог ответить на многие вопросы. Ответить неожиданно. Ответить — неудобно для всех. Но она такая.

Часть 3. О любви и смерти

В ваших работах тема смерти, старости — сквозная.
Любовь и смерть. Почему только смерть? Если говорить про тему пьесы — там про любовь. Ну и про то, что временно обладание любимыми сущностями. Все мы тут временны. Пространство постепенно начинает вытеснять тебя — чтобы твое место занял кто-то другой. И эта комната, этот дом, это кольцо на руке — оно не твое, его уже надевают на следующий палец… или выкидывают.

А вы представляете себе смерть? Визуализируете как-то?
Да, для меня — это дама — своеобразная, кого-то уважает, кого-то не очень…

«Единственное, что момент встречи нужно подгадать как-то не в подлость своим близким, согласитесь. Дотянуть какую-то струну, допеть песню».

Хотелось бы покинуть любимых без «ножа в спину», а просто переместиться в другое прекрасное путешествие — я в этом совершенно не сомневаюсь. В своей бессмертности.
У меня иногда, очень редко, бывает такое состояние, когда можешь себе представить собственное небытие.
Мне бывают сны на такие темы. Например, о подвидах смерти, когда тебе сообщают, даже показывают, как ты будешь выглядеть после смерти. На поляроиде. Я видела свое фото со стеклянными глазами. Открытыми, но стеклянными.

То есть ваш главный страх — стеклянные глаза?
Это другое. Украшают же трупы. Например, одна знакомая вышла замуж за канадского парня, а там в семье какой-то бизнес. А когда она приехала в их дом, узнала, какой именно. У них был к дому пристроен такой огромный бетонный дом с трубой, и туда каждую ночь привозили умерших. И члены этой семьи — папа, мама, бабушка и дедушка — надевали перчатки, передники, уходили в ту бетонную пристройку и там — исправляли эти искалеченные тела… У них была такая специализация — по особо сложным случаям. Ты такая вся — невеста — живешь, а у тебя под боком — мама и папа твоего мужа, да и он тоже, приводят в порядок изуродованные трупы. Такой бизнес — вставляют стеклянные глаза.

Я прочитала про ваших родителей. Ваша мама с красивым именем Алиса Михайловна была челюстно-лицевым хирургом. Тоже жесткая профессия! Кровь, операции, травмы. Как ваше эстетское мироощущение выросло из этого?
Она обожает ставить смертельные диагнозы. Пьяного какого-нибудь найдет, обязательно скажет: «Труп». Сейчас я перевезла ее в дом поближе, а раньше, когда она жила в неблагополучном районе, вечно там что-то находила — ну, умерших. То там найдет, то сям. Я говорю: мама, что тебя все тянет? Пульс щупает. У меня с ней была отличная история. Ужасная зима, минус тридцать, ветер кошмарный, мы с ней идем, а в щели между магазином и домом лежит мужчина в ветровке. Синий. Она пощупала пульс, говорит: «Ну, труп». Я говорю: «Какой труп? Ты что, мама!» Начала я его трясти, орать. Проехала мимо милиция, я кричу: «Заберите! Смотрите, мужчина замерзает». Я его растрясла, он открыл глаза, и его увезли. Мы приходим домой, чай завариваем, и она говорит: но ведь это ты его растрясла, а вообще он был труп. Она говорит, что из меня вышел бы хороший врач. Что во мне есть доля сочувствия и доля беспощадности. Я сочувствую людям, мне кажется, даже больше, чем она. Она может сказать: «Ничего, не больно — терпи».

Выражаем благодарность за помощь в подготовке материала Татьяне Стрекаловской и магазину SV MOSCOW

Текст: Ксения Собчак

Стиль: Маргарита Зубатова

Ассистент фотографа: Иван Голованов

Макияж и прически: [email protected]

Ассистенты стилиста: Лиза Кологреева, Яна Панкратова, Ксения Леванова

Продюсер: Сергей Буниятов

Ассистент продюсера: Ксения Лобанова