Подобрать удобный для чтения размер шрифта:

Глава 17. Беспокойный день

Утром в пятницу, то есть на другой день после проклятого сеанса, весь наличный состав служащих Варьете − бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, два счетовода, три машинистки, обе кассирши, курьеры, капельдинеры и уборщицы, − словом, все, кто был в наличности, не находились при деле на своих местах, а все сидели на подоконниках окон, выходящих на Садовую, и смотрели на то, что делается под стеною Варьете. Под этой стеной в два ряда лепилась многотысячная очередь, хвост которой находился на Кудринской площади. В голове этой очереди стояло примерно два десятка хорошо известных в театральной Москве барышников.

Очередь держала себя очень взволнованно, привлекала внимание струившихся мимо граждан и занималась обсуждением зажигательных рассказов о вчерашнем невиданном сеансе черной магии. Эти же рассказы привели в величайшее смущение бухгалтера Василия Степановича, который накануне на спектакле не был. Капельдинеры рассказывали бог знает что, в том числе, как после, окончания знаменитого сеанса некоторые гражданки в неприличном виде бегали по улице, и прочее в том же роде. Скромный и тихий Василий Степанович только моргал глазами, слушая россказни обо всех этих чудесах, и решительно не знал, что ему предпринять, а между тем предпринимать нужно было что-то, и именно ему, так как он теперь остался старшим во всей команде Варьете.

К десяти часам утра очередь жаждущих билетов до того вспухла, что о ней дошли слухи до милиции, и с удивительной быстротой были присланы как пешие, так и конные наряды, которые эту очередь и привели в некоторый порядок.

Однако и стоящая в порядке змея длиною в километр сама по себе уже представляла великий соблазн и приводила граждан на Садовой в полное изумление.

Это было снаружи, а внутри Варьете тоже было очень неладно. С самого раннего утра начали звонить и звонили непрерывно телефоны в кабинете Лиходеева, в кабинете Римского, в бухгалтерии, в кассе и в кабинете Варенухи. Василий Степанович сперва отвечал что-то, отвечала и кассирша, бормотали что-то в телефон капельдинеры, а потом и вовсе перестали отвечать, потому что на вопросы, где Лиходеев, Варенуха, Римский, отвечать было решительно нечего. Сперва пробовали отделаться словами "Лиходеев на квартире", а из города отвечали, что звонили на квартиру и что квартира говорит, что Лиходеев в Варьете.

Позвонила взволнованная дама, стала требовать Римского, ей посоветовали позвонить к жене его, на что трубка, зарыдав, ответила, что она и есть жена и что Римского нигде нет. Начиналась какая-то чепуха. Уборщица уже всем рассказала, что, явившись в кабинет финдиректора убирать, увидела, что дверь настежь, лампы горят, окно в сад разбито, кресло валяется на полу и никого нету.

В одиннадцатом часу ворвалась в Варьете мадам Римская. Она рыдала и заламывала руки. Василий Степанович совершенно растерялся и не знал, что ей посоветовать. А в половине одиннадцатого явилась милиция. Первый же и совершенно резонный ее вопрос был:

− Что у вас тут происходит, граждане? В чем дело?

Команда отступила, выставив вперед бледного и взволнованного Василия Степановича. Пришлось называть вещи своими именами и признаться в том, что администрация Варьете, в лице директора, финдиректора и администратора, пропала и находится неизвестно где, что конферансье после вчерашнего сеанса был отвезен в психиатрическую лечебницу и что, коротко говоря, этот вчерашний сеанс был прямо скандальным сеансом.

Рыдающую мадам Римскую, сколько можно успокоив, отправили домой и более всего заинтересовались рассказом уборщицы о том, в каком виде был найден кабинет финдиректора. Служащих попросили отправиться по своим местам и заняться делом, и через короткое время в здании Варьете появилось следствие в сопровождении остроухой, мускулистой, цвета папиросного пепла собаки с чрезвычайно умными глазами. Среди служащих Варьете тотчас разнеслось шушуканье о том, что пес − не кто другой, как знаменитый Тузбубен. И точно, это был он. Поведение его изумило всех. Лишь только Тузбубен вбежал в кабинет финдиректора, он зарычал, оскалив чудовищные желтоватые клыки, затем лег на брюхо и с каким-то выражением тоски и в то же время ярости в глазах пополз к разбитому окну. Преодолев свой страх, он вдруг вскочил на подоконник и, задрав острую морду вверх, дико и злобно завыл. Он не хотел уходить с окна, рычал, и вздрагивал, и порывался спрыгнуть вниз.

Пса вывели из кабинета и пустили его в вестибюль, оттуда он вышел через парадный вход на улицу и привел следовавших за ним к таксомоторной стоянке.

Возле нее он след, по которому шел, потерял. После этого Тузабубен увезли.

Следствие расположилось в кабинете Варенухи, куда и стало по очереди вызывать тех служащих Варьете, которые были свидетелями вчерашних происшествий во время сеанса. Нужно сказать, что следствию на каждом шагу приходилось преодолевать непредвиденные трудности. Ниточка то и дело рвалась в руках.

Афиши-то были? Были. Но за ночь их заклеили новыми, и теперь ни одной нет, хоть убей. Откуда взялся этот маг-то самый? А кто ж его знает. Стало быть, с ним заключали договор?

− Надо полагать, − отвечал взволнованный Василий Степанович.

− А ежели заключали, так он должен был пройти через бухгалтерию?

− Всенепременно, − отвечал, волнуясь, Василий Степанович.

− Так где же он?

− Нету, − отвечал бухгалтер, все более бледнея и разводя руками. И действительно, ни в папках бухгалтерии, ни у финдиректора, ни у Лиходеева, ни у Варенухи никаких следов договора нет.

Как фамилия-то этого мага? Василий Степанович не знает, он не был вчера на сеансе. Капельдинеры не знают, билетная кассирша морщила лоб, морщила, думала, думала, наконец сказала:

− Во… Кажись, Воланд.

А может быть, и не Воланд? Может быть, и не Воланд, может быть, Фаланд.

Выяснилось, что в бюро иностранцев ни о каком Воланде, а равно также и Фаланде, маге, ровно ничего не слыхали.

Курьер Карпов сообщил, что будто бы этот самый маг остановился на квартире у Лиходеева. На квартире, конечно, тотчас побывали. Никакого мага там не оказалось. Самого Лиходеева тоже нет. Домработницы Груни нету, и куда она девалась, никто не знает. Председателя правления Никанора Ивановича нету, Пролежнева нету!

Выходило что-то совершенно несусветное: пропала вся головка администрации, вчера был странный скандальный сеанс, а кто его проводил и по чьему наущению − неизвестно.

А дело тем временем шло к полудню, когда должна была открыться касса.

Но об этом, конечно, не могло быть и разговора! На дверях Варьете тут же был вывешен громадный кусок картона с надписью: "Сегодняшний спектакль отменяется". В очереди началось волнение, начиная с головы ее, но, поволновавшись, она все-таки стала разрушаться, и через час примерно от нее на Садовой не осталось и следа. Следствие отбыло для того, чтобы продолжать свою работу в другом месте, служащих отпустили, оставив только дежурных, и двери Варьете заперли.

Бухгалтеру Василию Степановичу предстояло срочно выполнить две задачи.

Во-первых, съездить в комиссию зрелищ и увеселений облегченного типа с докладом о вчерашних происшествиях, а во-вторых, побывать в финзрелищном секторе для того, чтобы сдать вчерашнюю кассу − 21711 рублей.

Аккуратный и исполнительный Василий Степанович упаковал деньги в газетную бумагу, бечевкой перекрестил пакет, уложил его в портфель и, прекрасно зная инструкцию, направился, конечно, не к автобусу или трамваю, а к таксомоторной стоянке.

Лишь только шоферы трех машин увидели пассажира, спешашего на стоянку с туго набитым портфелем, как все трое из-под носа у него уехали пустыми, почему-то при этом злобно оглядываясь.

Пораженный этим обстоятельством бухгалтер долгое время стоял столбом, соображая, что бы это значило.

Минуты через три подкатила пустая машина, и лицо шофера сразу перекосилось, лишь только он увидел пассажира.

− Свободна машина? − изумленно кашлянув, спросил Василий Степанович.

− Деньги покажите, − со злобой ответил шофер, не глядя на пассажира.

Все более поражаясь, бухгалтер, зажав драгоценный портфель под мышкой, вытащил из бумажника червонец и показал его шоферу.

− Не поеду! − кратко сказал тот.

− Я извиняюсь… − начал было бухгалтер, но шофер его перебил:

− Трешки есть?

Совершенно сбитый с толку бухгалтер вынул из бумажника две трешки и показал шоферу.

− Садитесь, − крикнул тот и хлопнул по флажку счетчика так, что чуть не сломал его. − Поехали.

− Сдачи, что ли, нету? − робко спросил бухгалтер.

− Полный карман сдачи! − заорал шофер, и в зеркальце отразились его наливающиеся кровью глаза, − третий случай со мной сегодня. Да и с другими то же было. Дает какой-то сукин сын червонец, я ему сдачи − четыре пятьдесят… Вылез, сволочь! Минут через пять смотрю: вместо червонца бумажка с нарзанной бутылки! − тут шофер произнес несколько непечатных слов. − Другой − за Зубовской. Червонец. Даю сдачи три рубля. Ушел! Я полез в кошелек, а оттуда пчела − тяп за палец! Ах ты!.. − шофер опять вклеил непечатные слова, − а червонца нету. Вчера в этом Варьете (непечатные слова) какая-то гадюка − фокусник сеанс с червонцами сделал (непечатные слова).

Бухгалтер обомлел, съежился и сделал такой вид, как будто и самое слово "Варьете" он слышит впервые, а сам подумал: "Ну и ну!..»

Приехав куда нужно, расплатившись благополучно, бухгалтер вошел в здание и устремился по коридору туда, где находился кабинет заведующего, и уже по дороге понял, что попал не вовремя. Какая-то суматоха царила в канцелярии зрелищной комиссии. Мимо бухгалтера пробежала курьерша со сбившимся на затылок платочком и вытаращенными глазами.

− Нету, нету, нету, милые мои! − кричала она, обращаясь неизвестно к кому, − пиджак и штаны тут, а в пиджаке ничего нету!

Она скрылась в какой-то двери, и тут же за ней послышались звуки битья посуды. Из секретарской комнаты выбежал знакомый бухгалтеру заведующий первым сектором комиссии, но был в таком состоянии, что бухгалтера не узнал, и скрылся бесследно.

Потрясенный всем этим бухгалтер дошел до секретарской комнаты, являвшейся преддверием кабинета председателя комиссии, и здесь окончательно поразился.

Из-за закрытой двери кабинета доносился грозный голос, несомненно пренадлежащий Прохору Петровичу − председателю комиссии. "Распекает, что ли, кого?" − подумал смятенный бухгалтер и, оглянувшись, увидел другое: в кожаном кресле, закинув голову на спинку, безудержно рыдая, с мокрым платком в руке, лежала, вытянув ноги почти до середины секретарской, личный секретарь Прохора Петровича − красавица Анна Ричардовна.

Весь подбородок Анны Ричардовна был вымазан губной помадой, а по персиковым щекам ползли с ресниц потоки раскисшей краски.

Увидев, что кто-то вошел, Анна Ричардовна вскочила, кинулась к бухгалтеру, вцепилась в лацканы его пиджака, стала трясти бухгалтера и кричать:

− Слава богу! Нашелся хоть один храбрый! Все разбежались, все предали!

Идемте, идемте к нему, я не знаю, что делать! − И, продолжая рыдать, она потащила бухгалтера в кабинет.

Попав в кабинет, бухгалтер первым долгом уронил портфель, и все мысли в его голове перевернулись кверху ногами. И надо сказать, было от чего.

За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротником не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюм был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича:

− В чем дело? Ведь на дверях же написано, что я не принимаю.

Красавица секретарь взвизгнула и, ломая руки, вскричала:

− Вы видите? Видите?! Нету его! Нету! Верните его, верните!

Тут в дверь кабинета кто-то сунулся, охнул и вылетел вон. Бухгалтер почувствовал, что ноги его задрожали, и сел на краешек стула, но не забыл поднять портфель. Анна Ричардовна прыгала вокруг бухгалтера, терзая его пиджак, и вскрикивала:

− Я всегда, всегда останавливала его, когда он чертыхался! Вот и дочертыхался, − тут красавица подбежала к письменному столу и музыкальным нежным голосом, немного гнусавым после плача, воскликнула:

− Проша! где вы?

− Кто вам тут "Проша"? − осведомился надменно костюм, еще глубже заваливаясь в кресле.

− Не узнает! Меня не узнает! Вы понимаете? − взрыдала секретарь.

− Попрошу не рыдать в кабинете! − уже злясь, сказал вспыльчивый костюм в полоску и рукавом подтянул к себе свежую пачку бумаг, с явной целью поставить на них резолюцию.

− Нет, не могу видеть этого, нет, не могу! − закричала Анна Ричардовна и выбежала в секретарскую, а за нею как пуля вылетел и бухгалтер.

− Вообразите, сижу, − рассказывала, трясясь от волнения, Анна Ричардовна, снова вцепившись в рукав бухгалтера, − и входит кот. Черный, здоровый, как бегемот. Я, конечно, кричу ему "брысь!". Он − вон, а вместо него входит толстяк, тоже с какой-то кошачьей мордой, и говорит: ""Это что же вы, гражданка, посетителям "брысь" кричите?" И прямо шасть к Прохору Петровичу, я, конечно, за ним, кричу: "Вы с ума сошли?" А он, наглец, прямо к Прохору Петровичу и садится против него в кресло! Ну, тот… Он − добрейшей души человек, но нервный. Вспылил! Не спорю. Нервозный человек, работает как вол, − вспылил. "Вы чего, говорит, без доклада влезаете?" А тот нахал, вообразите, развалился в кресле и говорит, улыбаясь: "А я, говорит, с вами по дельцу пришел потолковать". Прохор Петрович вспылил опять-таки: "Я занят!" А тот, подумайте только, отвечает: "Ничем вы не заняты…" А? Ну, тут уж, конечно, терпение Прохора Петровича лопнуло, и он вскричал: "Да что ж это такое? Вывести его вон, черти б меня взяли!" А тот, вообразите, улыбнулся и говорит: "Черти чтоб взяли? А что ж, это можно!" И, трах, я не успела вскрикнуть, смотрю: нету этого с кошачьей мордой и си…

сидит… костюм… Геее! − распялив совершенно потерявший всякие очертания рот, завыла Анна Ричардовна.

Подавившись рыданием, она перевела дух, но понесла что-то уж совсем несообразное:

− И пишет, пишет, пишет! С ума сойти! По телефону говорит! Костюм! Все разбежались, как зайцы!

Бухгалтер только стоял и трясся. Но тут судьба его выручила. В секретарскую спокойной деловой походкой входила милиция в составе двух человек. Увидев их, красавица зарыдала еще пуще, тыча рукою в дверь кабинета.

− Давайте не будем рыдать, гражданка, − спокойно сказал первый, а бухгалтер, чувствуя, что он здесь совершенно лишний, выскочил из секретарской и через минуту был уже на свежем воздухе. В голове у него был какой-то сквозняк, гудело, как в трубе, и в этом гудении слышались клочки капельдинерских рассказов о вчерашнем коте, который принимал участие в сеансе. "Э-ге-ге? Да уж не наш ли это котик?»

Не добившись толку в комиссии, добросовестный Василий Степанович решил побывать в филиале ее, помещавшемся в Ваганьковском переулке. И чтобы успокоить себя немного, проделал путь до филиала пешком.

Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особняке в глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле.

Но не колонны поражали в этот день посетителей филиала, а то, что происходило под ними.

Несколько посетителей стояли в оцепенении и глядели на плачущую барышню, сидевшую за столиком, на котором лежала специальная зрелищная литература, продаваемая барышней. В данный момент барышня никому ничего не предлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивалась, а в это время и сверху, и снизу, и с боков, из всех отделов филиала сыпался телефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов.

Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула:

− Вот опять! − и неожиданно запела дрожащим сопрано:

Славное море священный Байкал…

Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запел вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном:

Славен корабль, омулевая бочка!..

К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться, и, наконец, песня загремела во всех углах филиала. В ближайшей комнате N 6, где помещался счетно-проверочный отдел, особенно выделялась чья-то мощная с хрипотцой октава. Аккомпанировал хору усиливающийся треск телефонных аппаратов.

Гей, Баргузин… пошевеливай вал!.. − орал курьер на лестнице.

Слезы текли по лицу девицы, она пыталась стиснуть зубы, но рот ее раскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера:

Молодцу быть недалечко!

Поражало безмолвных посетителей филиала то, что хористы, рассеянные в разных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глаз с невидимого дирижера.

Прохожие в Ваганьковском останавливались у решетки двора, удивляясь веселью, царящему в филиале.

Как только первый куплет пришел к концу, пение стихло внезапно, опять-таки как бы по жезлу дирижера. Курьер тихо выругался и скрылся. Тут открылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-под которого торчали полы белого халата, а с ним милиционер.

− Примите меры, доктор, умоляю, − истерически крикнула девица.

На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда и смущения, заговорил, заикаясь:

− Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза… Так вот, необходимо… − он не докончил фразы, стал давиться словами и вдруг запел тенором:

Шилка и Нерчинск…

− Дурак! − успела выкрикнуть девица, но не объяснила, кого ругает, а вместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку и Нерчинск.

− Держите себя в руках! Перестаньте петь! − обратился доктор к секретарю.

По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый зверь и пуля стрелков не догнала!

Лишь только куплет кончился, девица первая получила порцию валерианки от врача, а затем он побежал за секретарем к другим − поить и их.

− Простите, гражданочка, − вдруг обратился Василий Степанович к девице, − кот к вам черный не заходил?

− Какой там кот? − в злобе закричала девица, − осел у нас в филиале сидит, осел! − и, прибавив к этому: − Пусть слышит! Я все расскажу, − действительно рассказала о том, что случилось.

Оказалось, что заведующий городским филиалом, "вконец разваливши облегченные развлечения" (по словам девицы), страдал манией организации всякого рода кружков.

− Очки втирал начальству! − орала девица.

В течение года заведующий успел организовать кружок по изучению Лермонтова, шахматно-шашечный, пинг-понга и кружок верховой езды. К лету угрожал организацией кружка гребли на пресных водах и кружка альпинистов.

И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий…

− И ведет под руку какого-то сукина сына, − рассказывала девица, − неизвестно откуда взявшегося, в клетчатых брючонках, в треснутом пенсне и…

рожа совершенно невозможная!

Лица будущих альпинистов помрачнели, но заведующий тут же призвал всех к бодрости, а специалист и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, что времени пение берет самую малость, а пользы от этого пения, между прочим, целый вагон.

Ну, конечно, как сообщила девица, первыми выскочили Фанов и Косарчук, известнейшие филиальские подхалимы, и объявили, что записываются. Тут остальные служащие убедились, что пения не миновать, пришлось записываться и им в кружок. Петь решили в обеденном перерыве, так как все остальное время было занято Лермонтовым и шашками. Заведующий, чтобы подать пример, объявил, что у него тенор, и далее все пошло, как в скверном сне. Клетчатый специалист-хормейстер проорал:

− До-ми-соль-до! − вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у него абсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стучал камертоном по пальцам, умоляя грянуть "Славное море".

Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело.

Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: "Я на минутку" − и…

изчез. Думали, что он действительно вернется через минутку. Но прошло и десять минут, а его нету. Радость охватила филиальцев − сбежал.

И вдруг как-то сами собой запели второй куплет, всех повел за собой Косарчук, у которого, может быть, и не было абсолютного слуха, но был довольно приятный высокий тенор. Спели. Регента нету! Двинулись по своим местам, но не успели сесть, как, против своего желания, запели. Остановить, − но не тут-то было. Помолчат минуты три и опять грянут. Помолчат − грянут! Тут сообразили, что беда. Заведующий заперся у себя в кабинете от сраму.

Всего 29 фото

Как мы помним из романа Булгакова «Мастер и Маргарита», после сеанса черной магии, который был устроен в Варьете, в Москве происходило множество странных происшествий и необъяснимых событий. Одних червонцев, что падали на голову счастливчиков, побывавших на сеансе, и превращающиеся, однако, то в нарзанную этикетку, то в злую пчелу было предостаточно. Однако, нам интересно в этот раз, что происходило в Зрелищной комиссии, а точнее в ее филиале, что находился «в Ваганьковском переулке». «…Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особняке в глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле. Но не колонны поражали в этот день посетителей филиала, а то, что происходило под ними…»…
Михаил Афанасьевич разместил зрелищный «филиал» в здании городской усадьбы Голицыных по современному адресу Староваганьковский переулок, 17. Как всегда, чудом уцелевшие архитектурные сооружения Старой Москвы позволяют многое узнать не только о самом здании, но и об любопытнейшей истории нашего города. Таким, образом, мы изучим усадьбу Голицыных и прикоснемся к страницам бессмертного романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» в тот момент, когда «Коровьев, бывший регент» уже сделал свое черное «певческо-регентское» дело…
Каменный дом по адресу Староваганьковский переулок, 17 с приткнувшимися к нему с обеих сторон небольшими флигелями построили на этом месте после середины восемнадцатого столетия. Первыми известными владельцами была дворянская семья Аладьиных, а уже после них усадьба перешла в собственность рода Голицыных.
02.

В начале XIX столетия владелицей числилась Наталья Ивановна Голицына, приходившаяся сестрой графу Александру Ивановичу Остерману-Толстому и матерью Валериана Михайловича Голицына - декабриста и единственного представителя этого древнего рода, участвовавшего в известном восстании 1825 года. Последний провел свое детство именно в этом доме, а по достижении 11 лет был отправлен на учебу в город Санкт-Петербург. Образ Валериана Михайловича стал прототипом главного героя произведения «Александр I» Дмитрия Сергеевича Мережковского. После смерти хозяйки владение перешло к ее сыну Леониду Михайловичу Голицыну. История дома того периода связана с именем писателя Александра Антиповича Потехина, который проживал в одном из усадебных флигелей в 1860-е годы.
03.

В 1874 году хозяйкой усадьбы становится супруга генерала Е.Л. Игнатьева и в 1876 заказывает проект реконструкции зодчему М.А. Зыкову. Тогда главный дом был перестроен, флигели получили дополнительные уровни и были соединены с основным зданием, фасадную часть которого украсил балкончик над парадным входом. По завершении работ во флигелях были устроены меблированные квартиры, одну из которых в 1880-е годы снимал Ипполит Карлович Альтани - главный дирижер Императорского Большого театра.
04.

В 1883 году усадьба в Староваганьковском, 17 меняет своего владельца и им становится журналист, писатель и владелец популярной газеты «Московский листок» Николай Иванович Пастухов, у которого начал свою журналистскую практику Владимир Алексеевич Гиляровский. Николай Иванович был весьма интереснейшим человеком, а свое богатство приобрел благодаря выпуску «Московского листка», ставшего чуть ли не первой бульварной газетой города Москвы. В ней печатались фельетоны и обязательные скандальные хроники, но с одним условием от владельца, - репортеры должны были писать только правду.
05.

В 1894 году на территории усадебного комплекса Пастухов возводит типографское здание (стр.4, дом №17 по Староваганьковскому переулку), проект которого был заказан архитектору Павлу Михайловичу Самарину. Сейчас это здание находится на третьей линии переулка. Последним же в 1898 году была спроектирована ограждающая ажурная решетка с вензелем владельца «НП», помещенного на створ въездных ворот.
06.

Давайте, подробнее рассмотрим эту примечательную решетку. Она была совсем недавно качественно отреставрирована.
08.

Как мы видим, местные «умельцы» расположили неуклюжий кусок фанеры содержащий надпись о том, чтобы никто не ставил автомобили напротив ворот, прямо на вышеупомянутом вензеле «НП» на створке ворот…
09.

Это вид въездных чугунных со двора…
10.

Вензель «НП» видно сейчас только со стороны двора к сожалению…
12.

Так решетка двора усадьбы Волконских выглядит со Староваганьковского…
13.

…Хотя владелец и его семья проживали в местных квартирах, часть из них они продолжали сдавать квартиросъемщикам. Одним из них в период с 1906 по 1908 годы был артист Художественного театра Иван Михайлович Москвин.
16.

Левый флигель усадьбы Голицыных
17.

Николай Иванович умер в 1911 году. Следующими владельцами стали внуки хозяина.«Московский листок» продолжали выпускать вплоть до 1918 года, а затем прикрыли за контрреволюционную пропаганду. Типографские и редакционные помещения долго не пустовали. Вскоре здесь начала работать «Красная газета», которую сменила газета «Беднота».
18.

Зрелищная комиссия
Зрелищная комиссия, на которой председательствовал Прохор Петрович, предположительно была при Государственном объединении музыки, эстрады и цирка (ГОМЕЦ), располагавшемся в здании Старого цирка или цирка Юрия Никулина на Цветном бульваре № 13 в Москве…
20.

Однако, в Староваганьковский переулок, куда и направился бухгалтер Варьете Василий Степанович Ласточкин сдавать выручку, обнаруживший на Цветном бульваре только пустой костюм Прохора Петровича, который тем ни менее продолжал в невидимой форме активно исполнять свои председательские функции) Однако, сейчас нам интереснее другое, — Василий Степанович увидел в филиале зрелищной комиссии уже «новые безобразия Коровьева».
21.

Надо сказать, что Булгаков не случайно разместил филиал «Зрелищной комиссии» именно по этому адресу в Староваганьковском переулке.Скорее всего, Михаилу Афанасьевичу приглянулся этот дом, когда он ходил в библиотеку Румянцевского музея в знаменитом доме Пашкова, где, кстати, на крыше с балюстрадой которого, он вывел одну из финальных сцен романа с Воландом, наблюдающим предгрозовую Москву. Михаил Афанасьевич был корреспондентом журнала «Голос работника просвещения» и именно по адресу Староваганьковский, 17 у него живут герои опубликованного там очерка «Птицы в мансарде».23.

Староваганьковский переулок. Дом Пашкова (на втором плане левее) и Храм Святителя Николая Мирликийского в Старом Ваганькове.

«…Несколько посетителей стояли в оцепенении и глядели на плачущую барышню, сидевшую за столиком, на котором лежала специальная зрелищная литература, продаваемая барышней. В данный момент барышня никому ничего не предлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивалась, а в это время и сверху, и снизу, и с боков, из всех отделов филиала сыпался телефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов. Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула: - Вот опять! - и неожиданно запела дрожащим сопрано: Славное море священный Байкал … Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запел вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном: Славен корабль, омулевая бочка! ..».24.

«…Как только первый куплет пришел к концу, пение стихло внезапно, опять-таки как бы по жезлу дирижера. Курьер тихо выругался и скрылся. Тут открылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-под которого торчали полы белого халата, а с ним милиционер. - Примите меры, доктор, умоляю, - истерически крикнула девица. На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда и смущения, заговорил, заикаясь: - Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза… Так вот, необходимо… - он не докончил фразы, стал давиться словами и вдруг запел тенором: Шилка и Нерчинск…».

«…- Дурак! - успела выкрикнуть девица, но не объяснила, кого ругает, а вместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку и Нерчинск - Держите себя в руках! Перестаньте петь! - обратился доктор к секретарю. По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый зверь и пуля стрелков не догнала ! Лишь только куплет кончился, девица первая получила порцию валерианки от врача, а затем он побежал за секретарем к другим - поить и их…».
25.

А некоторое время назад, дело было так…
«…И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий… - И ведет под руку какого-то сукина сына, - рассказывала девица, - неизвестно откуда взявшегося, в клетчатых брючонках, в треснутом пенсне и… рожа совершенно невозможная! И тут же, по рассказу девицы, отрекомендовал его всем обедавшим в столовой филиала как видного специалиста по организации хоровых кружков…».
26.

«…Заведующий, чтобы подать пример, объявил, что у него тенор, и далее все пошло, как в скверном сне. Клетчатый специалист-хормейстер проорал: - До-ми-соль-до! - вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у него абсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стучал камертоном по пальцам, умоляя грянуть «Славное море…».
27.

«…Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело. Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: «Я на минутку» - и… изчез. Думали, что он действительно вернется через минутку. Но прошло и десять минут, а его нету. Радость охватила филиальцев - сбежал…».

«…К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться, и, наконец, песня загремела во всех углах филиала. В ближайшей комнате N 6, где помещался счетно-проверочный отдел, особенно выделялась чья-то мощная с хрипотцой октава. Аккомпанировал хору усиливающийся треск телефонных аппаратов. Гей, Баргузин… пошевеливай вал! .. - орал курьер на лестнице. Слезы текли по лицу девицы, она пыталась стиснуть зубы, но рот ее раскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера: Молодцу быть недалечко! …». Поражало безмолвных посетителей филиала то, что хористы, рассеянные в разных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глаз с невидимого дирижера. Прохожие в Ваганьковском останавливались у решетки двора, удивляясь веселью, царящему в филиале.
28.

"..Через четверть часа к решетке в Ваганьковском подъехали три грузовика, и на них погрузился весь состав филиала во главе с заведующим. Лишь только первый грузовик, качнувшись в воротах, выехал в переулок, служащие, стоящие на платформе и держащие друг друга за плечи, раскрыли рты, и весь переулок огласился популярной песней. Второй грузовик подхватил, а за ним и третий. Так и поехали. Прохожие, бегущие по своим делам, бросали на грузовики лишь беглый взгляд, ничуть не удивляясь и полагая, что это экскурсия едет за город. Ехали, действительно, за город, но только не на экскурсию, а в клинику профессора Стравинского…".29.

Что самое любопытное, этот мотив «Славное море, священный Байкал…» на днях привязался и ко мне. Удивительно, но он появился как будто бы ниоткуда и заставляет его напевать…) Поэтому я решил поскорей выпустить в мир этом материал, что покончить с «Коровьевскими штуками»)

Источники:

Портал "Достопримечательности Москвы". Староваганьковский переулок 17 - Усадьба Голицыных.
Использованы кадры из телесериала Владимира Бортко "Мастер и Маргарита". 2005.
Википедия.

title: Купить: feed_id: 3854 pattern_id: 1079 book_author: Булгаков Михаил book_name: Мастер и Маргарита
вращать, а вторыми - слопать вас, распевая "Спи, мой беби" или
что-нибудь вроде этого. Атласная кожа детей отдавала на вкус солью, столь помогающей
загару. Кожа обтягивала их, словно питонов. Под ней
перекатывались гладкие мышцы, и тени между мышцами слегка
отливали фиолетовым. Расплавленное море уходило в бесконечность. По исподу их
век, закрытых, чтобы защитить глаза от ударов солнца,
проплывали, как по оранжевому занавесу, маленькие солнечные
системы. - Если бы нам вернули штаны, - сказал Никки, - ты бы могла
их зашить. - Так же, как и ты. - Мужчинам положено автомобили чинить. А штаны должны чинить
женщины. Что, не так? - Ах, ах, ах! - Это не ответ. - Спроси у ветра, что струит чего-то там вокруг чего-то. - Это что, цитата? - Да. - Откуда? - Не помню. - И вообще, - добавила Джуди, - я ее, скорее всего,
переврала. Кажется, на самом деле, "у моря". - Спроси чего-то, что струит чего-то там вокруг чего-то. Так
будет гораздо яснее. - Сарки-парки едет в барке... - А это, по-твоему, что такое? - Это ex tempore. - Экс что? - Ха-ха! - сказала Джуди. - Вот чего наш маленький профессор
не знает. - Мы забыли спросить у него, куда подевался язык Пинки. - Я не забыла. Я помню много чего, о чем у него нужно
спросить, но обо всем сразу спросить невозможно. - Джуди у нас все помнит. - Да, все, - сказала она, занимая безнадежную позицию. - А не помнишь ли ты, Джуди, сотворения мира? - Нельзя помнить того, при чем не присутствовал. - А не помнишь ли ты в таком случае... не помнишь ли ты...
не помнишь ли ты, чему равен квадрат семи тысяч трех? - А вот это помню. - И чему же? - Пяти. - Джуди! - Ну, а чему тогда? Тут она его поймала. - Во всяком случае не пяти, потому что... Джуди запела: - Семьдесят семь прогуляться пошли сырой и холодной порой,
семьдесят семь из дому ушли, девяносто девять вернулись домой. - Это, надо полагать, тоже экспромт. - Во-первых, мы забыли спросить у него, откуда Доктор знал
результат. - Квадрат числа... - Ой, Шутька, слезь с моего живота. Ты и сама не знаешь,
какие у тебя острые когти. - Во-вторых, мы так и не расспросили его о Китайце. Китаец, стоявший на выступе над ними, - невидимый, поскольку
глаза у детей были закрыты, - сказал: - А вы его самого расспросите, прямо сейчас. Джуди, сложившись, будто карманный ножик, - пополам, -
схватилась за ночную рубаху. Никки сказал: - Извините. Они торопливо одевались, - растопыренные руки со свисающими
рукавами и взъерошенные головы, никак не пролезавшие в ворот,
придавали им отчетливое сходство с огородными пугалами. - Спасибо, - говорила Джуди, еще копошась внутри рубахи, -
за ваш волшебный фарфор. Она, наконец, появилась на Божий свет и добавила: - Мне он очень понравился. - Я рад. Китаец присел рядом с ними на камень. Чуть ли не в первый
раз они смотрели на него, как на обычного человека. До сих пор
он казался им чересчур чужеродным, - как-то слишком замешанным
на автоматических пистолетах, темных делах и китайских
накладных ногтях. Сегодня они ничего этого не увидели, - на
Китайце вместо украшенной драконами хламиды был белый
лабораторный халат. Обычная рабочая одежда. Странно, но когда
люди в вас стреляют, вы почемуто легко прощаете их и после об
этом не вспоминаете, - конечно, в том случае, если они
промахнулись. Похоже, разум предпочитает забывать о грозивших
ему напастях, а иначе ему так и пришлось бы трепетать в вечных
опасениях. Теперь дети увидели, что он все же не похож на театрального
китайца из пьесы Сакса Ромера. Не было у него ни косички, ни
длинных тонких усов, свисающих до самой груди, да и глаза
особенно раскосыми не казались. Когда лицо его отдыхало, нечто
раскосое в нем проявлялось, - в эти минуты глаза его
становились похожими на обвислые пуговичные петли с узелками в
наружных углах, - но если он старался, как сейчас, походить на
европейца, то намеренно держал глаза широко открытыми, и это
меняло их разрез. А когда он улыбался, опять-таки как сейчас,
гладкое, мясистое лицо покрывалось сотнями веселых складочек,
ямочек и становилось совсем благодушным. Пухлые, мягкие ладошки
Китайца жили собственной жизнью, ласково поглаживая и
успокаивая друг дружку. - Но почему же кувшин так поет? - Гм... - произнес Китаец. - Однако не разонравится ли он
вам, если вы узнаете его тайну? - Никки говорит, что у него внутри должны быть трубочки, и
что в них возникают воздушные пробки, - как в трубах
центрального отопления, которые тоже иногда начинают гудеть. Китаец, желая выразить восхищение проницательным умом Никки,
издал вежливый шипящий звук. Но так ничего и не сказал. - Вы долго нас слушали? - Я слышал, как вы строили догадки насчет арапа и Китайца. - Мы не хотели вас обидеть. - Я в этом уверен. - А вы нам расскажете про Пинки? - Почему бы и нет? Скрывать тут нечего. - И кроме того, - прибавил он, кланяясь и подмигивая, - вы,
очевидно, уже провели перекрестный допрос моего коллеги, майора
авиации. Прелестнейший малый. Он произнес "малый" на эдвардианский манер, совсем как
Герцог. Прекрасный английский язык его переливался идиомами,
оставляя, однако, едва ощутимое впечатление неправильности, -
вызываемое не произношением, но старомодностью оборотов. - Ему действительно отрезали язык? - Как это ни печально, - да. - Но зачем? (- Какое зверство! - сказала Джуди.) - Вам следует помнить о том, что подготовительные работы
заняли у Хозяина множество лет. За эти годы он, разумеется,
значительно усовершенствовал свои методы. - Что вы имеете в виду? - Вам следовало бы выяснить, как соотносятся сроки
пребывания на острове ближайших помощников Хозяина. Поскольку они явно не собирались произносить ничего
наподобие "Ну?" или "И как же?", он продолжал: - Наш арап - старейший из обитателей острова, он прожил
здесь дольше моего. С самого начала он занимался тонкой ручной
работой и с самого начала не поддавался внушению. - То есть его лишили дара речи из-за того, что на него
гипноз не действовал? - Он человек простодушный. Он ничего не имеет против. И
совершенно счастлив. - Но отрезать человеку язык! - У Фрейда где-то сказано: "Главенствующим способом,
посредством которого разрешается столкновение людских
интересов, является использование насилия." - Вы хотите сказать, что он вроде Никки и поэтому невозможно
заставить его сделать что-то - или что-то забыть? - Это верно. Но лишь отчасти. - Что значит "отчасти"? - Когда в тысяча девятьсот двадцатом году негра лишили дара
речи, Хозяин еще не развил способы управления сознанием до их
теперешнего состояния. Как это ни удивительно, - и причиной
тому, возможно, является расовое различие, - воздействовать на

Василий Степанович Ласточкин

Василий Степанович Ласточкин , бухгалтер театра Варьете, скромный и тихий человек, который неожиданно, за счет исчезновения другого директора стал старшим в труппе Варьете, о чем он еще пожалеет в конце главы.

Лся на Кудринской площади

Кудринская площадь расположена на пересечении Садово-Кудринской (продолжении Большой Садовой улицы) и Большой Никитской улиц. Таким образом, два ряда ожидающих в длинной очереди растянулись на километр.

Знаменитый Тузбубен

Булгаковскую полицейскую собаку звали Тузбубен , другими словами бубновый туз. Тузбубен - странная кличка для полицейской собаки, но в данном случае нет необходимости искать много объяснений столь странной кличке. Эта кличка - пародия на кличку хорошо известную до революции полицейскую собаку Треф , что также означает карточную масть.

В архиве Булгакова нашли вырезку из газеты «Правда» от 6 ноября 1921 года, рассказывающую о побеге Владимира Ильича Ленина (1870-1924) в Финляндию летом 1917 года. В этой газетной статье описывалось, что к поискам Ленина были привлечены не только контрразведка и полицейские детективы, но и собаки, среди которых был знаменитый полицейский пес по кличке Треф .

В 1907 году, после посещения школы для полицейских собак в городе Генте в Бельгии, начальник отдела полиции МВД России Василий Иванович Лебедев (1868-1930) опубликовал свою книгу Полицейская собака в Генте . Идеи, которые развивал Лебедев в книге, получили высокую оценку и 21 июня 1909 года в Старой Деревне, недалеко от Санкт-Петербурга, была основана первая в России Полицейская школа собаководства .

Одной из первых собак, отправленных в школу, был Треф - кобель доберман, родившийся в декабре 1908 года в питомнике фон Тюринген в Риге, Латвия, принадлежащий Отто Геллеру . Трефа тренировал Владимир Дмитриев , руководитель городской районной полиции Москвы. Треф в возрасте 11 месяцев выиграл первый экзамен для «выпускников» школы 25 октября 1909 года и прославился в России, потому что он внес свой вклад в раскрытие более 1500 уголовных фактов.

В начале 1920-х годов Дмитриев был бы казнен на Лубянке. Что случилось с Трефом не известно.

Фаланд

Фаланд - немецкая форма имени Воланд. Фаланд встречается в драме «Фауст» , написанной Иоганном Вольфганом фон Гёте (1749-1842).

Трешки есть?

Также как и в главе 12 червонец, здесь трешка переведена как трех рублевая купюра. В разговоре между Василием Степановичем Ласточкиным и водителем такси Булгаков вновь противопоставляет «ненадежные» червонцы и надежным рублям. Водитель такси отказывается принимать червонцы и требует трешки.

В разговоре между Василием Степановичем Ласточкин и водителм такси Булгаков снова играет с «неблагонадежными» червонцами и «твердым» рублём. Водитель отказывается принимать червонцы, но трешки - рубли - приветствуются.

Бумажка с нарзанной бутылки

В оригинальном тексте Булгаков не упоминает просто минеральную воду. Он указывает на конкретный вид минеральной воды - нарзан . Начиная с 1894 года эта вода разливается по бутылкам в Кисловодске - городе в Ставропольском крае на Украине.

Во времена Булгакова Нарзан в течение века ассоциировался с солнечным курортом на Северном Кавказе, аналогично Спа в Бельгии или Витель во Франции. Но в России во времена пост коммунистического хаоса знаменитая фабрика вынуждена была остановить производство дешевого продукта. Фальсификаторы старались сдирать этикетки с Нарзана.

После краха коммунистического режима «Нарзан» обладал существенным нематериальным имуществом, о котором другие отечественные предприятия могли только мечтать - дореволюционным брендом, известной репутацией и качественным продуктом. Но во всем прочем это была такая же компания, возникшая в недрах нефункциональной командной экономики. Когда отменили систему государственных заказов, фабрика должна была переориентироваться на массового потребителя и стала производить дешевое крепленое вино и - о, да! - тапочки.

Это было существенным падением компании по сравнению с тем, когда в 1920-х годах она осуществляла специальные поставки для советского лидера Владимира Ильича Ленина (1870-1924). Хуже того, специальное оборудование фабрики «Нарзан» начало приходить в негодность, а капитальные вложения не осуществлялись. Для разработки стратегии развития и привлечения займов западных кредитных организаций был привлечен получивший в США образование инженер Вячеслав Станиславович Синадский (°1967). На сегодняшний день годовой объем производства компании составляет 70 миллионов литров, что превосходит уровень советских времен. Теперь Нарзан вновь появляется на столах национальной элиты, включая Кремль.

Зрелищная комиссия

Зрелищная комиссия , на которой председательствовал Петрович, предположительно была при Государственном объединении музыки, эстрады и цирка (ГОМЕЦ), располагавшемся в здании Старого цирка или цирка Юрия Никулина на Цветном бульваре № 13 в Москве.

Пиджак и штаны тут, а в пиджаке ничего нету!

Булгаков писал эти сцены приблизительно в тоже время, когда Илья Ильф (1897-1937) и Евгений Петров (1903-1942) писали их произведение «Золотой теленок», в котором описывалась аналогичная сцена с «пустым» костюмом. Возможно, первоисточником для этих сцен являлось произведение Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826-1889) «История города ». Эта книга была опубликована в 1869-1870 годах и являлась пародией на русскую историю, в микромире провинциально-го города с названием говорящим самим за себя - Глупов.

Мэры города Глупова могли различаться между собой только по степени некомпетентности. В тоже время «История города » представляет собой критику русского народа за их пассивное отношение к собственной судьбе.

Проша

Анна Ричардовна была персональным секретарем Прохора Петровича . Использование ею фамильярного обращения к начальнику - Проша - было не принято в подобной рабочей среде.

Кот, черный, здоровый, как бегемот

Здесь Булгаков показывает как Бегемот получил свое имя. Синоним гиппопотама бегемот.

Филиал, помещавшемся в Ваганьковском переулке

Здесь никогда не было филиала комиссии, но Булгаков проходил по этому переулку, посещая Румянцевскую или Ленинскую библиотеку . Название улицы происходит от слова «ваганить », жаргон, означающий дурачиться или валять дурака . Ранее в этом переулке жили царские шуты - скоморохи. Самое красивое здание на этой улице - это, без сомнения, знаменитый дом Паськова .

Славное море священный Байкал

Эта тюремная песня о сибирском озере Байкал была очень популярна после революции.

Славное море - песня, которая была придумана заключенными Нерченксих лагерей в Сибири примерно в 1850 г.. Она была основана на стихотворении Думы беглеца на Байкале , написанного в 1848 году Дмитрием Павловичем Давыдовым (1811-1888). Существует множество различных версий песни, потому что оригинальный текст стихотворения был или изменен или значительно сокращен. Здесь вы можете увидеть, как песня была спета сотрудниками Комиссии зрелищ и увеселений облегченного типа . Ваганьковская в сериале Mistrz i Маlgogata Мачей Войтышко (°1946) в 1990 году.

Читатели английской в переводе Мишеля Гленни и голландской версии романа могли бы удивиться, почему эта песня упомянута здесь, т.к. ни Глени, ни Фондсе не были достаточно точными. Фондсе заменил эту песню на детскую голландскую песню, Гленни заменил на «Эй ухнем - песню волжских бурлаков. «Эй ухнем» - другая хорошо известная русская песня, рассказывающая о страданиях людей в царской России. В 1866 году, эта песня была опубликована в Сборнике русских народных песен , которую издал Милий Алексеевич Балакирев (1836-1910). В 1941 году эта песня в исполнении Гленна Миллера (1904-1944) занимала первое место в американских записях, но эта не та песня, которую упоминал Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» .

Возможно, что Булгаков идею для этой сцены взял из своей личной жизни, записанные в дневнике Елены Сергеевны Шиловской (1893-1970). 18 декабря 1934 года Рубен Николаевич Симонов (1899-1968), вместе с другими членами театра Вахтангова побывал побывал у них в доме. Симонов был актером, который играл важную роль в Квартире Зои . Он пришел, чтобы слушать читку пьесы Булгакова Полоумный Журден (Мольериана в трех действиях) , адаптацию пьесы Мещанин во дворянстве Жан-Батист Мольера (1622-1673). После чтений они ушли вместе с Булгаковым на квартиру Симонова, где актер, театральный режиссер и педагог Иосиф Матеевич Рапопорт (1901-1970), пел песню По диким степям Забайкалья . Это песня также пели заключенные в Сибири, авторство приписывается белорусскому писателю Ивану Кузьмичу Кондратьеву (1849-1904). Эта песня также известен как Бродяга и текст также был изменен, и обычно при исполнении значительно сокращен. Песня опубликована и записана в начале 20-го века многими художниками и хорами, впервые в 1908 году Надеждой Васильевной Плевницкой (1884-1940).

Симонов и Рапопорт должно быть развлекали свою аудиторию так хорошо этой ночью, так как они пели веселую версию Бродяги . Они пропускают забытые куски текста, заменяют словами в собственной интерпретаций.

Порция валерианки

Valeriana officinalis (Heliotrope)

В ближайшей комнате № 6

Шилка и Нерчинск

Шилка и Нерчинск - города на реке Шилка, к востоку от Байкала, известные в качестве места ссылки. Лагерь Нерчинск более известен, в частности, как место происхождения песни Славное море, священный Байкал.

«Шилка и Нерчинск» - вступительные слова третьего куплета Славное море, священный Байкал :

«Шилка и Нерчинск не страшны теперь
Горная стража меня не поймала».

Порция валерианки

Капли валерианы изготавливаются из растения Valeriana officinalis (Heliotrope) и до сих пор используются как мягкое седативное средство, успокаивающее и сердечное средство.

Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841) - поэт-лирик, драматург и романист следующего за Пушкином поколения. Произведения Лермонтова показывают его неприятие царского подавления людей. Поэтому он часто конфликтовал с правительством и был нелюбим при дворе. В 1837 году Лермонтов написал поэму «Смерть поэта », которая была его реакцией на смерть Пушкина. Царю Николаю I (1855-1796) эта поэма не понравилась, и он отправил поэта в ссылку на Кавказ. Его опыт нахождения на Кавказе вдохновил поэта на написание его знаменитого произведения «Герой нашего времени » (1840).

В феврале 1841 года Лермонтов был несколько месяцев на курорте Пятигорска. Там состоялась дуэль Лермонтова с его товарищем - офицером Николаем Соломоновичем Мартыновым (1815-1875). Он преднамеренно выбрал место для дуэли на краю обрыва, так чтобы, если бы дуэлянт был ранен, падая, его судьба была бы предрешена. Говорили, что у Мартынова был приказ двора спровоцировать дуэль и убить Лермонтова. 30 июля Лермонтов был похоронен без воинских почестей. Тысячи людей приняли участие в церемонии. Некоторые говорят, что Мартынов получил приказ от царя, чтобы спровоцировать дуэль и убить Лермонтова.

Фанов и Косарчук, известнейшие филиальские подхалимы

Я пока еще не знаю существовали ли реальные прототипы этих героев. Их имя происходят соответственно от слов фан (или сторонник) и косарь . По описанию Булгакова у Косарчука «не было абсолютного слуха, но был довольно приятный высокий тенор».

Иностранные деньги

Это может показаться странным, что почему здесь наряду с канадскими долларами, английскими фунтами, голландскими гульденами, упомянуты, как иностранная валюта , латвийские латы и эстонские кроны, зная, что, как Латвия, так и Эстония входили в состав СССР на правах республик. Но между двумя войнами - время, когда Булгаков писал «Мастер и Маргарита » - эти балтийские государства были независимыми и имели собственную валюту.

Поместить эту страницу |

Здравствуйте, мои дорогие друзья! Я очень рада нашей новой встрече с вами! Сегодняшний наш разговор посвящается "байкальскому гимну" - песне "Славное море - священный Байкал", без которой наш рассказ о Байкале был бы неполным. Мы проанализируем текст песни, попытаемся понять, что стоит за каждой песенной строкой,хотя бы такой: "Эй, баргузин, пошевеливай вал..". Я познакомлю вас с автором песни
Дмитрием Павловичем Давыдовым - талантливым поэтом, разносторонне развитым человеком и пламенным патриотом и достойным гражданином нашей великой России.И, конечно же, мы продолжим наш разговор о самом Байкале и его окрестностях.

Но прежде чем начать наш разговор. я хочу выразить мою искреннюю благодарность и признательность моим друзьям - BARGUZIN, smart50 и Tata Leonova за советы, практическую помощь и моральную поддержку при подготовке этого сообщения.Спасибо вам!

И так, начинаем.

СЛАВНОЕ МОРЕ, СВЯЩЕННЫЙ БАЙКАЛ...

Славное море, священный Байкал,
Славный корабль - омулевая бочка,
Эй, баргузин, пошевеливай вал, -
Молодцу плыть недалечко.

Долго я тяжкие цепи влачил,
Долго бродил я в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.

Озеро Байкал и гора Акатуй

Горы (норы)Акатуя - рудники Акатуйской тюрьмы

Шилка и Нерчинск не страшны теперь.
Горная стража меня не поймала.
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка миновала.

Шилка - река Забайкальской области, образуется слиянием рек Ингоды и Онона в 4 верстах выше Городищенской слободы, течет в общем направлении к северо-востоку на протяжении 500 верст до соединения своего с рекой Аргунью.

/static.video.yandex.ru/lite/arni-raj/lmcfzx7i8s.2205]
Древнее племя баргутов, по языку близких современным бурятам. жило в Прибайкалье. в стране Баргу или Баргуджин-Токум, упоминаемой в персидской летописи 14-го века.Этноним берет начало от слова "барга". В некоторых бурятских диалектах "барга" означает "глухомань", "окраина". Суффикс множественного числа -ут образует собирательное "баргут" . Отсюда - "баргуджин, баргучжин, баргузин", то есть "баргузинцы", иначе говоря, "жители глухомани,окраины". "Баргузин" - топоним, отмеченный древнейшими документами (Мельхеев М.Н. Топонимика Бурятии). Песня "Славное море..."сделала слово "баргузин" широко известным, "легендарным" и оттого - парадокс языка - менее ясным по значению.

"Молодцу плыть недалечко." Утверждение, казалось бы, противоречит рискованному предприятию, в которое пускается молодец (переправа через Байкал с восточного берега на западный). Народная редакция давыдовского текста исключила стихи, поясняющие дело в целом: "Четверо суток верчусь на волне; Близко виднеются горы и лес". ГГерой приближается к западному берегу озера - благополучно завершает четырехсуточное путешествие в бочке-лодке по неспокойному бурному морю.

"Горная стража меня не поймала." У Давыдова - "не видала". Речь идет о нерченской горнозаводской (рудничной, приисковой) и тюремной страже, преследовавшей беглых каторжников.

"Пуля стрелка миновала". Поэт прокомментировал строку сам: "Беглецы из заводов и поселений вообще известны под именем "прохожих". Они идут, не делая никаких шалостей, и питаются подаянием сельских жителей... Беглецы боятся зверопромышленников и особенно бурят: существует убеждение, будто бы они стреляют прохожих...". Знаменательна благородная оговорка "будто бы": Давыдов не разделял такого "убеждения". По другим сведениям. охотники (стрелки) не упускали случая подстрелить беглого, чтобы получить от властей вознаграждение и очистить таежные угодья от небезопасных бродяг-преступников.
Для их поимки выставлялись стрелки горной стражи, которые стреляли в беглецов. Беглецы не делали дорогою преступлений, из боязни преследования; а местные жители не ловили их не только потому, что это для них неудобно, а более из опасения, что пойманный, при новом побеге, отомстит поимщику.

"Хлебом кормили крестьянки меня..." Местное население снабжало беглецов в пути следования - таков был обычай, причем не только в Сибири, а и далее, в Приуралье. Короленко в воспоминаниях пишет, что в Пермском крае, где он отбывал ссылку, в XIX веке было принято на ночь выставлять у дома молоко или хлеб "для беглых из Сибири".

"Слышатся бури (вариант "грома") раскаты!" Этой строки, заканчивающей "байкальский гимн", в стихотворении Давыдова нет. Но оно встречается уже в записях песни конца 19-го века. Её идея характерна для эпохи подъёма освободительного движения в России. "Молодец" выступает в роли буревестника, что само по себе усиливает революционное звучание песни.

Стихотворение "Думы беглеца на Байкале" стало песней поначалу среди ссыльных в Восточной Сибири.

Уместен вопрос: кто сочинил мелодию "Славного моря..."? Это остается пока загадкой. Есть версия, что первоисточником мелодии является припев польской повстанческой песни "За Неман", хотя они не особо похожи. Некоторые сборники указывают автором музыки Ю. Арнольда - возможно, он обработчик мелодии, или в данном случае имеется в виду какой-то другой мотив. На практике исполняется 5 куплетов (в авторской версии - 11). В 1941 песня обработана Г. Свиридовым для голоса со смешанным оркестром.

Песня про Байкал и баргузин увековечила в памяти народной имя поэта-сибиряка Д.П.Давыдова. Потомки его и поныне живут в Сибири.

В заключение я предлагаю вам, друзья, новый фильм о Байкале. Приятного вам просмотра.